— Нет.
— Я же вижу, вижу!
— Тебе показалось.
— Еще папа рассказал, что лайимары воевали с ткаесхелхами много-много зим! Почему ты молчишь и отвернулась?
— Снова кричишь, как петух. Уши болят.
— Не, как петух не умею… А вот сын Кюрша может! И не отличишь…Тетя Йиля?
— Так, Зезва! А, ну, выпрямься. Сядь ровно. Читай дальше…
Черноволосый мальчик склонился над древней книгой, старательно шевеля губами, а могучая лайимар, отвернувшись к окну, тихо плакала.
Каспер и отец Кондрат уже давно спали. Йиля сидела в своей комнате. Огонек растянулся у великанши на коленях, прикрыв морду лапой. За порогом спал пес Гектор, не обращая внимания на ветер и капли дождя. Он не любил проводить ночь в доме. Девушка по имени Аинэ так и не проснулась, лишь изредка постанывала в тревожном сне.
Зезва еще долго сидел у камина и смотрел в огонь. Наконец, и он задремал, убаюканный уютным потрескиванием. Еще через некоторое время Йиля заботливо укрыла Ныряльщика пледом, постояла немного у огня, осторожно подложив большое полено. Сонный рыжий кот с недовольным видом восседал на плечах великанши. Йиля еще раз оглянулась на свернувшегося в кресле Зезву и направилась в сторону комнаты, в которой спала Аинэ.
Рано утром в корчму, что горбатым холмом возвышалась на перекрестье Мзумского и Гордовского трактов, явилась женщина, судя по богатой одежде — наемница из Баррейна. Черная грива волос, короткий плащ и огромная кривая сабля — все это заставило немногочисленных посетителей опасливо коситься на гостью, а хозяина судорожно вздохнуть и поспешить к ней с подобострастным выражением лица.
— Комнату, жратвы, выпивки, — пролаяла наемница с баррейнским акцентом. — Ванну с горячей водой, да поживее! И чтоб никто не беспокоил, ясно?
— Куда ж яснее, сударыня, — принялся кланяться корчмарь. — Пожалуйте сюда, милостивая госпожа…
Насытившись и напившись пива, наемница некоторое время лениво рассматривала поеживавшихся под ее взглядом эров, а затем поднялась, и, слегка покачиваясь, направилась по скрипучей лестнице в выделенную ей комнату. Заперла за собой дверь, отцепила пояс с саблей и кинжалом, сбросила легкие сапоги. Вслед сапогам полетел плащ и сорочка. Баррейнка погляделась в кривое зеркало и усмехнулась. Мгновение спустя ее облик изменился. Цвет волос остался прежним, но немного удлинился нос, слегка вытянулись скулы, а вместо тонких баррейнских появились чувственные полные губы. Марех почесала маленький шрам на щеке, который всегда тщательно прикрывала иллюзией и вздохнула. Критически оттянула маленькую жировую складку на белоснежном боку, хмыкнула и направилась к ванной с горячей водой, сбрасывая оставшуюся одежду.
Ближе к полудню, когда сонный корчмарь что-то подсчитывал в книге учета, изредка косясь на пару дневных посетителей, Марех уже заканчивала рисунок на полу. Перевернутая пятиконечная звезда, знак демона Кудиана и повелительницы Вайны, небесный образ которой рисует свой путь в ночном небе… Зажгла свечи. Уселась посреди круга и закрыла глаза, задумавшись. Есть еще время. Мысли ведьмы обратились к Сайраку. Пламя, она до сих пор не может выбросить из головы этого человека! Что это такое, в самом деле… Марех открыла глаза, нахмурилась, наблюдая, как еле заметно дрожит пламя ближайшей свечи. Покосилась на походную сумку. Там, в потайном кармане лежит рисунок с изображением высокого человека из города Мзум. Человека, из-за которого она потеряла покой.
Рокапа вышла на связь точно в указанное время. Овал проекции задребезжал в воздухе, и из него на Марех взглянула архиведьма. Дедабери была в собственном облике. Черные глаза с продолговатыми зрачками внимательно смотрели на Марех, иссиня черные волосы, неизменная расческа в тонких пальцах правой руки. И кончик хвоста в левой.
— Сестра, я рада, что ты добралась без приключений, — сказала Рокапа.
— Это было несложно, сестра, — отозвалась Марех.
— Что наш медиум? — перешла к делу архиведьма, играя расческой.
— Буду проверять. Но, судя по всему, с ним все в порядке.
Одна из свеч едва не потухла, и Марех потянулась к ней, чтобы прикрыть от неведомо откуда взявшегося сквозняка. Изображение Рокапы наблюдало за ее движениями, еле заметно колыхаясь.
— Ты упоминала, что медиум едва не погиб два дня назад, — произнесла Рокапа, наконец.
— Ему удалось уйти, сестра.
Марех бросила на Рокапа быстрый взгляд. Сестра. Разве человек и дедабери могут быть сестрами? Кудиан-ведьма отвернулась, делая вид, что поправляет свечу.
— Когда ты начинаешь? — спросила архиведьма.
— Скоро, сестрица.
— Что ж, тогда удачи. Может, тебе понадобится помощь? Я могу попросить Сарис или…
— Нет! — резко подняла голову Марех. — Справлюсь сама.
— Хорошо, — Рокапа некоторое время рассматривала ее, чуть наклонив голову. Расческа вертелась в пальцах. — Хочешь совет, сестра?
— Совет? — вздрогнула Марех.
— Выкинь из головы человека. Никто не запрещает тебе развлекаться с любым приглянувшимся мужчиной. Мне все равно, с кем ты занимаешься сексом. Хоть с дэвом. Но то, что я чувствую в тебе сейчас, опасно. Потому что подобные вещи превратят тебя в тряпку, ослабят, и, в конце концов…
— Что 'в конце концов'? — с вызовом спросила Марех.
— Ничего, — улыбнулась Рокапа. — Ничего.
Йиля подкинула дров в трещащий камин, кивнула Хольге, чтобы та разнесла подогретое вино и печенье. Зезва, Каспер и брат Кондрат сидели за большим столом в центральной зале и вкушали завтрак. Туда и сюда, как вихрь, носилась Хольга с тарелками и кувшинами. Каспер уплетал за обе щеки, он отлично выспался на Хольгиных перинах. И даже замучившие его после событий в Цуме кошмары не преследовали его этой ночью. Каспер не знал, что после консультации с Зезвой, Йиля осторожно прокралась в его комнату и на мгновение приложила пальцы к вискам неспокойно задремавшего юноши. Что касается достойного инока, то отец Кондрат громогласно прохрапел всю ночь без всяких прикасаний.
— Сегодня открылась встреча в Горде, — сказал Зезва, наблюдая, как Огонек играет с клубком ниток. — Важное сборище, как говорит светлейший.
— Очень, — подтвердил Каспер с набитым ртом.
— А я считаю, — объявил отец Кондрат, поднимая гигантскую кружку пива, — что обычная говорильня ни о чем, как всегда. Денежки только королевские потратят на охрану да жратву. А пользы — ноль.
Йиля молча слушала, слегка улыбаясь. Со двора донесся лай Гектора, и за ним — вопль Назара, призывающий бдительного пса ' ужо заткнуть пасть-та!'.
— Так ты, отче, — наклонился вперед Зезва, — не в восторге от власть предержащих, э?
— Не в восторге. И нечего зубы скалить, сын мой, понял?
— Мне кажется, — по своему обыкновению, рассудительно заметил Каспер, — что мы не должны рассуждать про деяния королей и других правителей.
— Почему, юноша? — поинтересовалась Йиля, останавливая знаком раскрывшего было рот Зезву.
— Потому что в подобных обсуждениях нет никакого смысла, госпожа. Какой толк, если мы во время трапезы обсудим политику? Как базарные бабы, честное слово. А еще вернее, как мухи, что спорят про то, когда же мясник выкинет требуху на задний двор.
— Молодец, сынок, — брат Кондрат разом отпил полкружки, фыркнул от удовольствия и осмотрелся враз подобревшим взглядом. — Далеко пойдешь!
