— А брат Кондрат?
Ответом Зезве был грохот шагов по веранде и громкое сопение — достойный инок уже спускался по лестнице, потягиваясь. Хольга всплеснула руками и побежала на кухню, за свежим полотенцем, и проверить котел и сырные лепешки в печи. Не дай Ормаз, подгорят. Вот позору-то будет.
— Доброе, — кивнул брат Кондрат на приветствие Зезвы. Набрал горсть воды из кадки, шумно и с фырканьем умылся. С наслаждением вдохнул полной грудью. — Хорошо в селе родном…
— …пахнет сеном и дерьмом! — скривился Зезва.
— Ты, сын мой, попридержал бы язык, клянусь Ормазом. Что Каспер? Дрыхнет?
— Конечно, — проворчал Ныряльщик, набрасывая рубаху, а за ней куртку. — Я вот собираюсь посмотреть, как там Толстик. Вытрешься моим полотенцем, не брезгуешь? Я мылся и вечером, так что я чист и…
— Мысли только у тебя не вполне чистые, сын мой! — сказал монах, принимая полотенце.
— Почему это, курвова могила? — возмутился Ныряльщик.
Отец Кондрат вознамерился было ответить и даже поднял назидательно толстый палец, не иначе, призывая в свидетели Дейлу, а может, и самого Ормаза, но замер, уставился куда-то за плечо Зезвы.
— Утро доброе вам, с Ормазом и Дейлой! — раздалось с западно-мзумским акцентом.
Аинэ стояла на веранде, поддерживаемая под руку Хольгой. Девушка была заботливо укутана в плед, а на голову ей сердобольная эрка повязала теплый ворсистый платок. Но длинные волосы все равно выбились, спадали на плечи и грудь. Глаза цвета морской волны смотрели смущенно и устало. Губы чуть приоткрыты, а на лбу маленькая морщинка.
— Дочь моя! — обрадовался брат Кондрат, всовывая полотенце в руки Зезвы. — Хвала Дейле! Я молился за твое здоровье все время. Тебе лучше?
— Да, спасибо, — смущенно кивнула Аинэ, пошатнулась, оперлась о руку охнувшей Хольги. Слабо улыбнулась. — Спасибо, тетушка… Просто небольшая слабость. Я слышала, вы направляетесь в конюшню. Можно и мне с вами?
— Конечно, можно, — просиял монах и ткнул локтем стоявшего с кислым видом Зезву. — Не стой, как баран, ответь девушке!
Аинэ улыбаясь, взглянула на Ныряльщика. Тот хмуро засопел, наконец, поклонился.
— Э…кхм, счастлив пригласить прекрасную даму на прогулку. Хольга, ступай на кухню, нечего тебе тут мерзнуть. Отец Кондрат предложит руку нашей гостье.
— Я, как помнишь, — прогудел монах, — духовное лицо, если у тебя от вчерашнего еще не все мозги расплавились. Кто у нас тут рыцарь, а? Святой Ормаз, очнись, парень. Где это видано, чтобы иноки с девушками под руку гуляли? Тем более что вчера, когда ты все-таки отправился спать, я достаточно подержал ее ручку!
— Сущая правда, — закивала Хольга. — Батюшка допомогал мне влажные тряпочки прикладывать…
Зезва насупился сильнее прежнего, но послушно подал руку Аинэ, которая, осторожно ступая еще слабыми ногами, спустилась вниз с веранды. Бросила застенчивый взгляд из-под черных ресниц. Зезва заметил, как Хольга и брат Кондрат обменялись веселыми взглядами и обозлился. Да что это такое, курвова могила?! Что за шуточки, дуб им всем в зад? И что возомнила о себе эта девица?
— Ну, ступайте, — проворковала Хольга, — мне тут с вами разговоры говорить не след, лепешки сгорят! А вы, святой отец…
— Да, дочь моя?
— А не допоможете ли мне на кухне? Тама котел тяжеленный, ужасть! Налью вам стаканчик вина. Погреетесь, пока завтрак готовится!
Брат Кондрат с готовностью принял это предложение и величественно скрылся в доме, вслед за сердобольной эркой. Зезва злобно посмотрел ему в спину, вздохнул и повернул голову к Аинэ.
— Ну, что ж, идем, сударыня.
Они медленно пересекли двор, храня молчание. Зезва все хмурился и смотрел под ноги. Аинэ же старалась, по мере сил, глядеть по сторонам.
— Красивый дом, — вдруг сказала она, когда они шли через сад. Земля была усеяна персиками и корольками. — У нас тоже почти такой же был… Сколько дождь посбивал! Соберут ведь? А то столько добра пропадет.
— Соберут, Аинэ, — отозвался Зезва. — Красивое…кхм… имя у тебя. Ты откуда? Из-за Хребта?
— Нет, — мотнула головой Аинэ, но тут же охнула, приложила ладонь ко лбу. — Все в порядке….просто голова закружилась. Нет, из Даугрема.
— Даугрем? — поразился Зезва, останавливаясь. — Душевное тевадство? Но как же ты очутилась здесь, в центральном Мзуме?
Аинэ молчала. Облокотилась о ствол персика, отпустила руку Зезвы, прикусила губу и подняла с земли мокрый персик. Выпрямилась и едва не упала, в последний момент схватившись за руку порядком всполошившегося кавалера.
— Что ты делаешь, Аинэ?! Почему не попросила меня…
— Хотела сама, — прошептала девушка, отдышавшись. Приблизила персик к глазам, улыбнулась. — Такие же папа выращивал.
Ныряльщик промолчал. Первоначальное раздражение постепенно улеглось.
— Я не… — смущенная улыбка тронула губы Аинэ. — Хотела сказать, как я благодарна госпоже Йиле за…за спасение. Она дважды спасла меня.
Зезва посмотрел в глаза цвета морской волны и поймал себя на мысли, что глупо улыбается, словно мальчишка. Он тут же насупился, стараясь не замечать слабой улыбки Аинэ, от которой не ускользнули эти перемены. Ныряльщик забросил косичку за спину и поскреб подбородок. Курвова могила, и вправду не помешало бы побриться.
— Тетя все мне рассказала, — кашлянул Зезва, помолчав. — И я не… Извини, что затронул эту тему.
— Ничего, — проговорила Аинэ, вертя персик в руке.
— В Даугреме у тебя остались родичи?
— Да… Дядя и тетя. Два двоюродных брата. Правда, они живут возле самой элигерской границы. В Заре… Такая деревня есть у нас, Заря называется. Там действительно красивые восходы.
Зезва многозначительно засопел и снова принялся теребить косичку. Аинэ некоторое время наблюдала за ним и вдруг отчетливо произнесла:
— Это я хотела извиниться, рыцарь.
— Ты? — удивился Зезва, поворачиваясь.
— За то, что навела на тебя кудиан-ведьму… Постой, — возразила Аинэ собравшемуся возразить Зезве. — Я читала про них…
— Читала? — раскрыл глаза Ныряльщик.
Аинэ сжала персик так, что сок потек по пальцам. Девушка с неким удивлением смотрела, как летят вниз сахарные липкие капли.
— Отец мой, сын купца, много лет служил гамгеоном, а до этого воевал вместе с королем Роином с мятежниками на юге. Дослужился до рыцарского звания и чина командора артиллерии. Баллистами командовал. Да, да, рыцарь, я не простолюдинка…
Зезва снова ничего не ответил. Аинэ чуть сжала его локоть в знак признательности. Он умеет слушать, подумалось ей. И не высокомерен. Немного странно для благородного. Голова опять закружилась, и девушка закрыла глаза.
— Они пришли рано утром, — не открывая глаз, неожиданно сказала Аинэ. — Наш дом на окраине села. Мы были единственной мзумской семьей во всей деревне. Остальные — рмены и элигерцы. Может, три-четыре дыма душевников. Утром отправилась в лес, собрать трав — маме на отвар от головной боли… Это и спасло мне жизнь, в конце концов.
— Душевники? — спросил Зезва.
Аинэ подняла на него глаза цветы волны. Губы девушки дрогнули.
— Не из нашей деревни. Несколько барадов с ними…
