удостовериться в этом, позвольте взглянуть на ваше послание.
Его требование было вполне разумно, и я вылезла из-за стола, направившись к возвышению. Проходя вдоль рядов пирующих, я встречала взгляды враждебные, но чаще – насмешливые, а кто-то из гидрантов и вовсе решил подшутить, подставив мне подножку. Но я такие шутки изучила досконально еще по первому году службы в МГБ, где новичкам устраивали «прописку» по полной программе. Вместо того, чтобы ткнуться носом в пол, я вспрыгнула на стол. Аккурат над этим местом висело тележное колесо, облепленное свечами – типовая люстра для подобных помещений. Кинжал Трех Стихий, брошенный мной, перерубил канат, и колесо-люстра рухнула на голову шутника, и заняло это меньше времени, чем изложение данных событий. Соседи пострадальца, проявив недюжинную выдержку и знание жизни, вместо того чтобы приводить его в чувство и сводить счеты со мной, принялись тушить свечи во избежание пожара. А я, поймав кинжал, решила, что между полами и столами в этом зале разница небольшая, так и протопала до возвышения между мисками и кубками и, очутившись с хозяином и почетными гостями на одном уровне, протянула злосчастную писулю.
Доктор Халигали принял ее, посмотрел на письмо, на меня, потом вновь на письмо.
– Сдается мне, ваша светлость, здесь нет ошибки, – заявил он, – и обещанные герои собрались в замке Атасном в полном составе.
– Я не герой, – возразила я.
– Кто бы спорил… – проворчал конунг Грабли.
Чело магистра гидрантов омрачилось.
– Как бы то ни было, следует обсудить ситуацию. Пируйте, братья. А героев… и некоторых негероев прошу проследовать в кабинет моего советника.
Кабинет доктора Халигали не походил на рабочие комнаты знакомых мне магов. При том, что там находились почти те же самые предметы. Но книги и манускрипты не были навалены в беспорядке по всему помещению, а расставлены по полкам, колбы и реторты заперты в шкафах, а с письменного стола регулярно стирали пыль (!). Из чего я сделала вывод, что доктор магом не был. Но, наверное, обладал какими-то другими достоинствами, раз выбился в советники при главе ордена.
– Я попросил бы вас, мэтр, еще раз проверить подлинность писем, – сказал граф, – а я тем временем побеседую с гостями.
Доктор споро повытаскивал из ящиков стола огромную лупу и несколько металлических бутылочек, в каких хранят кислоту, после чего разложил перед собой мое письмо, и еще три, с виду точно таких же.
Я оглянулась на героев. Похоже, они понимали, что происходит, не больше, чем я. За исключением, пожалуй, фон Зайдница, болтавшегося в замке достаточно давно, чтобы уяснить обстановку.
Но ведь они и не спросят. Дон Херес и Гоблинсон – потому что герои не должны задавать лишних вопросов, а Ниндзюка в данный момент волнует исключительно оставленный в зале окорок.
Пока что Бан Атасный вопросы задавал сам. Разумеется, мне.
– Как вы получили письмо, сударыня?
– Ваш стражник уже этим интересовался… Письмо вручил мне неизвестный гонец. Он же привел коня. А сам исчез.
Бан Атасный кивнул каким-то своим мыслям.
– А вы что скажете, мэтр?
– Несомненно, это рука мудрого Анофелеса. Печать идентична тем, что на других письмах. Да и прочие обстоятельства… Накладывать заклятия на животных, в частности, лошадей, использовать стихийных духов в качестве гонцов – это его манера.
– Значит, надежда все же есть, – обронил магистр.
Неведение мне надоело. И поскольку к лику героев я не причислена, то решила спросить:
– А вы можете ответить, магистр, с какой опасностью борется ваш орден, или это профессиональная тайна?
– Это тайна… но кто знает, долго ли она останется таковой? К тому же героям предстоит узнать, для чего их разыскивали по всей Ойойкумене.
Герои, сохраняя на лицах невозмутимость, навострили уши. Даже Ниндзюк.
– Итак, – начал граф, – некоторое время тому назад разные земли на территории нашей благословенной империи подверглись невиданной опасности. Отряды злодеев непонятного происхождения, неизвестно кем предводимые, нападали на бурги, деревни и даже укрепленные замки. Вы можете сказать, что в обитаемом мире всегда где-нибудь обязательно идет война, и нечему тут удивляться. Однако у этих нападений были свои особенности. Согласитесь, что хотя доблесть есть наивысшая награда воина сама по себе, отказываться от военной добычи – ненормально. Здесь же масштабы разграблений были гораздо меньше масштабов разрушений. Иными словами, нападавшие бросали то, что могли бы взять.
– Диво! – изумленно пробормотал Ниндзюк.
– Забавная подробность, господа! – хохотнул фон Зайдниц. – Ни одна баба… то есть я хотел сказать, дама или девица, не претерпели от этих захватчиков никакого вреда. Кроме как страху. Они, может, и рады претерпеть…
– Мне кажется, шутки здесь неуместны, – прервал его дон Херес. – Тем более, что его светлость не завершил своей истории.
– Вы правы. Не это главное. Что такое враг, который почти не грабит и не стремится удержать захваченные земли? Стоит ли обращать на него внимание?
– Стоит, – на этот раз не сдержался сам дон Херес. – Иначе это навек запятнает вашу рыцарскую честь.
– Так же думали и мы. В империи достаточно храбрых воинов, способных противостоять любой армии, не то что шайкам разрозненных бродяг. Рыцари империи обратили оружие против нападавших, не слушая
