собирали данные не только на убиенное чудище и способ убиения, но и на тех, кто данный способ осуществил. Занимали эти списки три тома, каждым из которых можно было прихлопнуть средних размеров тролля. Но я их вычитывать не собиралась. Ибо списки за последние десять лет еще не были переплетены и стояли на полке в виде свитков. На приклеенной к нему карточке, где отмечались выдачи, постоянно встречался замысловатый росчерк, похожий на летящего комара. Очевидно, это был личный знак Анофелеса.
Расположившись за столом у окна, я принялась изучать списки. Догадка подтвердилась – именно отсюда Анофелес подчерпнул сведения о моих знакомцах по Динас-Атасу. Я нашла в списках и барона Зайдница, и конунга Грабли, и благородного дона, и атамана Ниндзюка, с приложением их биографий и адресами. Моего имени, как и следовало ожидать, в списках не значилось. Ни подлинного, ни одного из тех, которыми я пользовалась со времени моего изгнания. Хотя вообще-то женские имена здесь попадались, я даже встретила пару-тройку знакомых. Увидела я и еще одно знакомое имя, отнюдь не женское. И оно заставило меня призадуматься, а также усомниться в достоверности сведений, каковые получали братия во Крае…
Но что дали мне эти разыскания? В сущности, ничего. Я лишь получила подтверждения прежним догадкам: что Анофелес подбирал кандидатуры героев в храме Края и оттуда же рассылал им повестки в Динас-Атас, что в моем случае, вопреки мнению доктора Халигали, произошла накладка… Уточнились лишь некоторые подробности.
Эти подробности и не давали мне покоя. Вечером, когда мы снова встретились в трапезной, я спросила:
– Брат Теодолит, не будет ли чрезмерной наглостью с моей стороны просить вас осмотреть руины святилища и лабораторий?
– Вовсе нет. Я сам с удовольствием провожу вас… хотя, право, не знаю, что там, в развалинах правого крыла, осматривать. Но сегодня, впервые за эти ужасные полгода, на душе у меня было спокойно. А ваш интерес к библиотеке… к святилищу… просто проливает бальзам на мое сердце. Не может быть, чтоб вы пришли сюда из простого любопытства. Неужели наш храм возродится, и я не буду более последним из служителей Края?
Он понял меня превратно, хотя я ничуть к тому не стремилась.
– Хм. А разве в служители Края принимают женщин?
– Насколько мне известно, такого никогда не бывало. И это очень странно. Ведь братство Края, в отличие от многих религиозных сообществ, не отличается женоненавистничеством. Женщины так же смертны, как и мужчины, не так ли?
– Иногда даже чаще… Думаю, что женщины сами не хотели приходить к вам. Не свойственно нам это – поклоняться Краю. И мне тоже. Мне жаль вас разочаровывать, но вряд ли из меня получится служительница Края.
– А я бы остался, – вмешался Генрих. – Не как нахлебник… а вообще. Если вы готовы принять женщину, то почему бы не принять вампира? Уж я-то про смерть всяко больше знаю…
– Интересная мысль… Мы еще побеседуем об этом, юноша.
– Юноша! Да я во много раз вас старше!
– Тем более…
Я оставила их за душеспасительной беседой, а сама отправилась вздремнуть, поскольку сутки не спала. А наутро брат Теодолит, как обещал, повел меня с экскурсией.
– «Край Полный», «Край Абсолютный», «Край Неминуемый и Сокрушительный», – показывал он мне остатки статуй, воплощавшие разные ипостаси своего божества. – А вот это был мой любимый кумир – «Край, подкравшийся незаметно».
Увы, по теперешнему состоянию статуй мне никак нельзя было представить, как они выглядели до постигшей святилище катастрофы.
Росписи на стенах частично сохранились, но дожди и ветер, беспрепятственно проникавшие сквозь проломленный купол, грозили в скором времени уничтожить фрески. Изображены были на них знаменитые летальные случаи. (В частности, центральная фреска, уже почти полностью осыпавшаяся, называлась «Первый патриарх и спящая вампирша». Из-за плохой сохранности возможные зрители могли составить об отношениях распростертой на ложе красавицы и нависшего над ней принца самое превратное мнение.) Другие фрески, как объяснил мне брат Теодолит, изображали места, каким-либо образом связанные с Тем- еще-Светом. Озеро Скверно в Арктании, пещера Адская Глотка на берегу Черемухового залива, Покойное море, что близ святого города Ералашалаима и другие. Причем изображения были выполнены с точностью, достойной хорошей географической карты.
– Увы, если так пойдет и дальше, долго эта красота не продержится, – уныло заявил брат Теодолит. – Стены трескаются… Вот этой трещины, к примеру, я раньше не замечал.
Собственно, там, куда он указывал, была не одна трещина, а две, сходившиеся в единой точке.
Я вгляделась.
– Что это, брат Теодолит?
– Потухший вулкан Беззубий, на полуострове Гран-Ботфорте. С древнейших времен считалось, будто жерло этого вулкана соединяет этот свет с тем.
– Не знаю, как жерло вулкана, а трещина, что ведет вниз, соединяет изображение вулкана с каким-то зданием.
– Не с каким-то. С изображением нашего храма, – строго поправил меня брат Тео.
– А другая трещина, перпендикулярная – она куда указывает?
– Это какой-то замок… или крепость… Я не помню, какая история с ним связана, но он должен иметь отношение к нашему культу, иначе художник бы его не изобразил… Но мы отвлеклись… Идем дальше.
На развалинах правого крыла, как предупреждал брат Тео, рассматривать было нечего. Разве что я была бы дорожно-строительным подрядчиком, и мне понадобились бы горы щебня. И тем не менее пришла я сюда не зря. Что-то здесь было не так… например, заметно холоднее, чем в нескольких шагах от этих руин.
