– А ведь верно, – оживился он. – Тогда журиться нечего, берем еще лошадей. Заводные пригодятся.
В его словах был резон. Но прежде всего я хотела забрать Тефтеля. Не то чтоб он был лучше здешних коней… просто не имею привычки, уходя, оставлять посторонним что-нибудь свое.
Нашла я его довольно быстро. Здешние даже не потрудились его расседлать, так что возиться не пришлось. Я подыскала еще кобылку покрепче, навроде той, что была у меня в Гонории. Ласкавый тем временем вывел двух жеребцов изрядных статей: один был серый, другой белый (точнее, светло- серый).
– У тебя огниво есть? – спросил он уже у выхода.
– Зачем тебе огниво?
– А давай конюшню подожжем!
– Лошади-то чем провинились?
Закончив этот обман репликами в стиле Союза Торговых Городов, мы выскочили наружу, поднялись в седла и тронулись прочь.
– Если ты не знаешь, как выбраться отсюда и дальше из города, я в тебе очень разочаруюсь как в специалисте.
– Не разочаруешься. Едем через сад, там есть калитка, я покажу.
Когда мы уже добрались до указанной Ласкавым калитки, наконец, полыхнуло. Ласкавый пробормотал нечто неразборчивое – то ли благодарственную молитву, то ли ругательство.
Калитка оказалась незаперта – и очень кстати, поскольку Тефтель прыгучестью не отличался. Вообще беспечность суржиков не переставала меня удивлять. И это при разветвленной разведывательной службе и отличном владении оружием, не говоря уж о практичности, присущей этой нации! А может, и благодаря всему этому, кто их разберет…
Из Червоной Руты мы выехали без приключений. Непосредственной погоне помешал пожар, а до заставы у городских ворот приказ об аресте есаула УО еще не дошел, и, когда Ласкавый показал какую-то цацку, нас беспрепятственно пропустили.
Но долго такая благодать продолжаться не могла. И мы скакали весь день, делая лишь короткие передышки, чтобы не загнать лошадей.
– Для чего мы на рассвет повернули? – спросил Ласкавый во время одной из таких передышек.
– В Оркостан едем, вестимо.
– Так ты что, в
– Нет, просто еду я туда.
– А с чего ты взяла, что я с тобой потащусь?
– Ну, ты как дитя, право. А для чего, по-твоему, я тебя вытащила? Ради твоих прекрасных глаз? Ни в жизнь не поверю, чтоб такой лыцарь епанчи и кинжала, как ты, не знал, как перебраться через границу.
Ласкавый промолчал, что можно было счесть знаком согласия, и мы продолжили путь, пока не пришлось стать на ночевку.
Ласкавый, в отличие от большинства дорожных попутчиков, с коими сталкивала меня жизнь, вел себя вполне прилично. На усталость не жаловался, жрать-пить не просил, сторожить по очереди соглашался беспрекословно. Но утром все же попытался взбрыкнуть.
– Нет, не поеду я с тобой! Нужна ты мне как мертвой собаке кость! Да я тебя сдам первому встречному и улечу, как вольный сокол!
– И как ты работал в Управе Охраны при такой наивности, ума не приложу. Ордер на арест был на тебя выписан, не на меня. Мои-то документы сгорели, и официально меня не существует. А вот на тебя наверняка в других инстанциях дело заведено. Так что ты – скорее мертвая собака, чем вольный сокол.
Ласкавый сник.
– Какую игру ты мне испортила! Можно сказать, Большую Игру! Сложную многоходовую операцию с тщательно продуманной вербовкой и засылкой тебя в Поволчье в качестве агента влияния…
– А чем ты можешь доказать, что визит твоего коллеги Зализняка не был в действительности началом сложной многоходовой игры с твоим внедрением в Суверенный Оркостан в качестве двойного агента?
– Да ничем, – пробормотал Ласкавый, но в глазах его заиграл огонек. Похоже, такая перспектива несколько его взбодрила.
– Но вообще-то, если ты не хочешь, чтоб тебя повязал первый же разъезд, неплохо бы тебе сменить внешность.
– О, это просто. Не успеешь кулеш доесть…
Я думала, он хвастается. Ничуть не бывала. Ласкавый вывернул свой бархатный жупан полосатой подкладкой наружу, аккуратной разделил пополам кушак. Одной половиной опоясался, а другую навертел на голову. Висячие усы тщательно закрутил кончиками вверх. И если б у меня имелся кулеш, которым можно было бы подкрепиться, то к концу поедания появился типичнейший молодой купец с Ближнедальнего Востока.
– Недурственно!
– А то! – самодовольно сказал он. – Высший балл на курсах маскировки и трансформации. Кстати, во что тебя рядить будем?
– Меня во что ни ряди – не изменишь.
