– Ты чего радуешься? – спросила я. – Проклятие с тебя спало, что ли?
– Нет. Но это фигня. Понимаешь, я тут у изголовья обнаружил пачку бумаги, кто-то из паломников, наверное, забыл. Я решил на ней стило расписать и… посмотри, что получилось.
Я посмотрела. И если бы я умела краснеть от чего-либо, кроме жары, именно это бы со мной и произошло.
– Понимаешь?! – торжествующе воскликнул Шланг. – На письменную речь проклятие не распространяется. Верно, ведьма, которая его наложила, была неграмотная. Представляешь, какие перспективы! Пи с ним, с пением! Прощай, небритое Поволчье! Я возвращаюсь в империю! «Собрание песен Шланга», «Полное собрание песен Шланга»…
– …«Исправленное собрание песен Шланга», – подсказала я. Главное, чтоб ему не пришло в голову писать мемуары…
Оглянувшись, я увидела, что в дверях стоит Гверн. Выражение лица у него было такое, что я предпочла ретироваться. Не хватало еще при Шланге выяснять отношения! Впрочем, последний и не заметил, что я ушла.
Едва я вышла в коридор, как Гверн завел свою вечную песню (и что на нее никто проклятие не наложит?).
– Постыдилась бы! От одного мужика к другому шастаешь! И это в монастыре…
– Слушай, перестань, а? Я тебе тоже много чего могу сказать, тем более, что видела, чем у тебя голова забита! Изменять мне – со мной же!
Он не нашелся, что ответить, и молча двинулся за мной к нашей общей келье. Но молчания его хватило ненадолго. Едва мы уселись на циновках, он спросил с новым подозрением:
– А почему на тебя не подействовали чары?
Я пожала плечами.
– Тут, видимо, у всех реакция индивидуальная. На Шланга же эти чары тоже не подействовали. И на графа. Хотя… я вовсе не уверена.
– В чем?
– Что чары на меня не подействовали. Может, это мне показалось, что я не уснула в горной долине. А на самом деле я сейчас сплю и вижу сон. И ты мне тоже снишься.
– А ты хотела бы проснуться?
– Не знаю…
На сей раз замолчали мы оба. Было очень приятно сидеть вот так. Я уж забыла, каково это ощущение – быть рядом с собственным мужем и при том не ругаться с ним.
– И что же мы будем делать? – спросил он.
– Мы?
– Ну да. Оставаться в монастыре мы не можем. И мне показалось, что ты не хочешь возвращаться вместе с графом и его компанией.
– Ага. Братки меня не манят. И вообще это значило бы сменить один монастырь на другой. Но вот о чем я только что подумала. Золотой Фазан не был легендарной жар-птицей. Но где-то эта жар-птица существует, не выдумали же ее поволчане! Может, стоит ее поискать?
– А почему бы и нет?
Приложение
Нечто о пантеоне Ойойкумены
Поскольку читатель не подписывался на изучение местного богословия, возможно, нелишне будет прояснить имена упомянутых в тексте богов и демонов, а также мест их пребывания.
ВЕЛИКАЯ МАТЬ (она же Ядрена Мать, она же просто Мать) – верховная богиня Поволчья. Имеет множество инкарнаций. Почитание Матери выражается в упоминании ее по любому поводу и без оного, причем сие может отражать какие угодно чувства.
ВОКЗАЛЛА – в верованиях северян, огромный зал, где души воинов дожидаются конца света. Коротая время на Вокзалле, они предаются пьянству и мордобитию.
ДИКАЯ НЕОХОТА – в западных странах так именуется скопище демонов, внезапно нападающих на людей, лишая их всякого желания активной деятельности.
ИШАК-МАМЭ – на Ближнедальнем Востоке – демон безводной пустыни.
КРАЙ – почитаемый во многих странах бог смерти. Имеет множество воплощений, самые известные – Край Окончательный и Край Неминуемый.
МАТРИЦА – согласно дуалистическим воззрениям поволчанских еретиков, вначале существовало двуединое божество Мать-и-Матрица, но затем Мать узурпировала права Матрицы. Еретики, последователи святого Траханеота, отстаивают ее права, ортодоксальное священство вообще отрицает существование Матрицы.
ТОТ-ЕЩЕ-СВЕТ – общее наименование загробного мира. В более узком смысле – место, где после смерти пребывает большинство людей. Существуют еще Злачное Место для праведников и Тартарары для закоренелых злодеев. Но, поскольку и тех и других не так много, об этих подотделах загробного мира редко вспоминают.
ХАЛЯВА – богиня, почитаемая в Заволчье.
