кажется. У всех в руках оружие. Смотрят по сторонам.
— Кто-то хочет выскочить? — спросил я.
— Это армия или полиция? — спросил один из безымянных американцев.
— Конечно армия, — я подумал, что совсем неплохо узнать, как зовут соратника по борьбе, в бою пригодится, — но я почему-то уверен, что армия не израильская. Кстати, как тебя зовут? И твоего напарника.
— Морис, — ответил американец.
— Ник.
— Я что-то не слышал, чтобы кто-то оккупировал Израиль в этом году, сказал Моше.
— Ты не одинок, — ответил я, — никто не слышал. Пока оккупирован только кусочек Афулы-Цеиры. И очень ненадолго. Эти несколько минут нам надо пережить.
— Нашу машину взорвали, — почти закричал Моше, — а мы…
— В интересах дела, — я был сама кротость, — учись у Адамса, Моше. Что слышно, Сара?
— Стоят и смотрят. Во многих домах загорелся свет. Кое-где открыли двери, но не выходят.
— Вот. Учитесь мудрости у древних евреев.
Я старался шутить, а в голове шел бешеный просчет вариантов. Русские или Стража? Если они не побоялись послать солдат — Стража. Для них Израиль перестанет существовать через семь лет и любой теракт, любые убийства и разрушения тут, в Израиле, не угрожают им изменением истории.
— Двое остановились у нашего дома, — Сара продолжала свой репортаж, — на них израильская военная форма. Магавники. Может быть, это и в самом деле израильтяне?
— В самом деле, — Моше кинулся защищать честь израильского мундира, — что, если это наши? Они засекли «Мицубиси» в Цфате, где был взорван гараж и исчез американец Штейн. В Цфате же украдена машина, которая потом была найдена в Афуле. И еще: случайный патрульный мог засечь «Мицубиси» на шоссе, недалеко от обнаруженного трупа. Мелочь цепляется за мелочь, цепочка выводит на нас.
— Хватит, — не выдержал я, — только с Божьей помощью они могут ухватиться за эту цепочку. Сара, что слышно?
— Стоят. Я боюсь, что они сейчас постучатся.
— Всем, кроме Сары, убраться из салона! — приказал я. — Сара, извини, что я за тебя прячу целую банду здоровых мужиков, но если кто-то здесь не вызовет подозрений — так это — ты. И меня, и Веред почти невозможно так хорошо перекрасить. Да, расстегни рубашку и три глаза, будто ты спала.
— Может быть, одного можно взять в плен? — спросила неукротимая чернокожая воительница.
— Нет-нет, ни в коем случае. Нам же не на чем возить трупы, — возразил я на бегу. Конечно, дело было не в трупах. Просто я решил пощадить Сарино самолюбие.
Не успели мы попрятаться по спальням, как вдали заголосили полицейские синены.
— Слава Богу! — сказал Моше, — сейчас они должны убраться.
— И вовсе не слава Богу! — возразил я. — Теперь самый простой путь для них, — не искать, а уничтожить все близлежащие дома.
— Как? Зачем?
— Как? По ракете на дом. А зачем? Чтобы с гарантией уничтожить меня.
— У тебя мания величия, — сказал Адамс.
Говоря честно, мания величия у меня наблюдалась еще совсем недавно, до пленения в Цфате и последовавшего за ним каскада абсурдных приключений. Теперь-то я излечился, но идея запустить по ракете в дом — совсем не плоха. Я бы, на месте Стражи, так и поступил.
— Эй, герои! — позвала Сара. — Солдаты уходят, можете возвращаться.
— Что это было? — спросил Каплински, — я даже не спрашиваю «кто». Что? Предупреждение? Операция по устрашению? Какой смысл был уничтожать нашу станцию?
Я ответил если не как самый умный, то уж точно, как самый запутавшийся.
— Думаю, что наши враги, как и мы, не до конца понимают, что происходит. Они боятся нас, но нарушить ход истории и уничтожить себя они боятся еще больше. А потому и действуют непоследовательно. Они уничтожили станцию, как потенциально опасную для них. Если бы мы выскочили, стреляя на ходу и взывая к отмщению, то отправились бы вслед за мини-автобусом: вверх и во все стороны. Если бы стали стрелять из окон — то же самое. Но у нас хватило ума затаиться, а у них не хватило ума взорвать двадцать-тридцать ближайших к машине домиков.
— Какой ты кровожадный, — сказала не кто-нибудь, а Веред.
— «На войне, как на войне», для стражников здесь все, во-первых, покойники, во-вторых — худшие из неверных, евреи. Но они боятся резких движений. Взрыв машины, — мелочь, спишут на уголовщину, на разборки «русской мафии», здесь же в основном выходцы из России живут, а на них всегда все плохое валят. Даже когда еврея из России убивает террорист, стараются придумать какую-нибудь гадость.
— Мне бабушка рассказывала… — Сара, наверное, вспомнила что-то о дискриминации евреев из Эфиопии, но я замахал рукой, требуя молчания. Мысли вслух (особенно мои) могли вывести на какой-нибудь верный путь.
— Но если кроме машины будут взорваны еще и дома, то это уже явный теракт, притом небывалой дерзости. От такого могут начаться стихийные демонстрации, может наступить правительственный кризис, досрочные выборы. Правительство падет…
— И Израиль не будет уничтожен?
Приятно, когда тебя слушают как порока. Было бы еще приятней, если бы я верил во все, что говорю.
— Откуда я знаю? Но стражники тоже не знают, потому и боятся. Нынешнее правительство Израиля и так сидит слишком слабо. А тут в Афуле, где недавно взорвали автобус, еще один жуткий теракт…
— Что за автобус? — поинтересовались одновременно Моше и Сара.
— А-а… что рассказывать. Машина со взрывчаткой врезалась. Конечно, пятьдесят пять лет спустя уже никто не помнит. Вас не тренировали перед отправкой на знание текущей обстановки?
— Конечно, тренировали, — Моше оживился, — премьер-министр Рабин, президент…
— Стоп-стоп. Хватит. Этот взрыв был после убийства в Хевроне. В пещере праотцев. Про это вам должны были рассказать.
— Что? — опять же хором изумились израильтяне из будущего. И так же, перебивая друг друга, переглядываясь и размахивая руками продолжили вместе. Не может быть! Мы ни о чем подобном не слышали. Что за теракт там был?
— Доктор Барух Гольдштейн застрелил несколько арабов во время их молитвы.
— Еврей арабов? — изумился Каплински.
— Это невозможно, — сказал, как отрезал, Моше. — Пещера праотцев — святое место. Никакой еврей, даже если он неверующий, не будет в ней стрелять.
Меня стал раздражать этот апломб. Тоже мне! Они там у себя в «плюс 55» считают, что все знают. Историки просто умолчали о таком факте, как событие в Хевроне.
— Невозможно, — подтвердила Сара, — Мы просматривали газеты за весь 1994-ый год. Никакого Гольдшмита, никаких убийств в Хевроне. Автобус в Афуле я могла пропустить, но стрельбу в пещере праотцев? Никогда!
За окном мигали синие фонари полицейских машин. Полиция вот-вот должна была приступить к визитам. В моем доме толпилось слишком много подозрительных людей с оружием и стояло слишком мало мебели, чтобы замаскировать их. Да и вид из-за отсутствия мебели совсем нежилой. Но то, что выяснилось сейчас, может быть, важнее всего. В благополучном варианте истории не было стрельбы в Хевроне и, возможно, взрыва в Афуле. А в моем…
Адамс додумался до того же и точно в то же время.
— Эли, а что ты помнишь из вашего прошлого? Все эти взрывы, стрельба… Они были?
Я открыл рот и тут же закрыл. Я хотел сказать, что только полный идиот мог при исламской диктатуре изучать подборки израильских газет из прошлого. Но попробуй расскажи об этом при Веред, грустящей об утраченном Израиле «плюс 132»!
— Сейчас попробую вспомнить. Я уже и сам об этом думал.
Что вспоминать? Шайтан! Что вспоминать-то? Да, я дорывался до фотокопий израильских газет,
