— Праздник Первой Матери, — ответил я.
— А на день рождения вам пришлют еще одну коробку с грязью?
— Это будет не мой день рождения, — объяснил я, — а день моего Признания. Это радостный праздник.
— Чем он отличается от праздника Первой Матери?
— Когда я на родине, устраивается роскошный пир.
— И все? — удивленно спросил он.
— В сложной церемонии повторяются Клятвы Дому и Семье, и тем самым подтверждается моя верность Дому.
— И как она пришлет вам это? — спросил он со смехом.
— Когда мужчина-бъйорнн уже не живет на Бенитаре II, единственным символом подтверждения верности остается пир. Моя Мать Узора пришлет мне растения, выращенные на ее собственных полях, и съев их, я тем самым скреплю наши узы.
— Наверное, это совсем не то по сравнению с праздником, который устраивали для вас дома, — заметил Хит.
— Совсем не то, — согласился я. — Но личное счастье не имеет значения. Дом — это все.
— Если вы так считаете.
— А теперь можно позаимствовать режущее орудие, с вашего разрешения? — спросил я.
Он кивнул, прошел на камбуз и тотчас же вернулся с ножиком.
Я вытянул руку над землей Первой Матери и помедлил, прежде чем проколоть палец.
— Вас не расстроит вид крови, друг Валентин? — спросил я — Только моей собственной, — спокойно ответил он.
Я сделал надрез, и моя кровь тонкой струйкой полилась на священную землю.
— Лиловая? — сморщился Хит.
— Не у всех кровь красная, — ответил я.
— Дать вам бинт или что-то еще?
— Скоро остановится, — уверил я его, и мгновение спустя кровь действительно перестала течь.
— Надеюсь, следующую часть церемонии вы проделаете в сухом душе, — предложил Хит.
— Да, если вы не возражаете.
— По правде говоря, настаиваю, — ответил он. — Терпеть не могу пачкотни.
Я его поблагодарил, дождался, пока корабль покинет Граустарк и отправится в путь на Дальний Лондон, а затем закончил Праздник Первой Матери в уединении сухого душа.
Я надеялся, что во время путешествия Венциа расскажет о Черной Леди еще что-нибудь, но оказалось, что он уже рассказал нам все, что знал. Это, однако, не мешало ему без конца говорить о ней, потому что он был одержим навязчивой идеей встретить ее и узнать ответ на свой вопрос.
Хит продолжал смотреть на это скептически. Он каждый раз присоединялся к разговору, вставлял уместные замечания и говорил о Черной Леди, будто она была именно той, в которую верил Венциа — но между беседами снова почему-то обретал уверенность в том, что она на самом деле инопланетянка, или в крайнем случае — обычная женщина со сверхъестественными возможностями телепатии.
Что касается меня, то я был так утешен тем, что моя Мать Узора не обрекла мою душу на вечную ссылку, что даже положение изгнанника, которому никогда нельзя будет вернуться в родной мир, стало легче переносить. Чтобы отвлечься от размышлений о собственном неприятном положении, я сосредоточился на наших поисках Черной Леди, пытаясь вытеснить из головы все мысли о Доме и Семье.
Когда остальные спали, я снова пытался запечатлеть ее черты, хотя мои убогие художественные способности снова меня подводили. Один раз я даже попытался нарисовать ее, как бъйорннку, с белой кожей, лишенной Узора, в черной одежде, с безукоризненными чертами, печальными глазами — воплощенное Божество, перенесенное тушью на бумагу… но когда закончил, она оказалась совсем не похожей на Мать Всего Сущего, и напоминала лишь бъйорннскую женщину без Узора на коже и с правильными чертами лица.
Почему-то я понял, что Черная Леди, откуда бы она ни была, и что бы ни искала, приходит не за бъйорннами, а только за людьми.
Я написал еще одно письмо своей Матери Узора, поблагодарил ее за дар и рассказал о том, что мне стало известно, заранее зная, что она не ответит. Я написал также своей Узорной Паре, официально дал ей развод (хотя с момента моего изгнания развод совершался автоматически), и пожелал ей удачи с бъйорнном, которого ей подберут после меня. Как ни жалел я себя, но это чувство было ничто в сравнении с сочувствием к той, чья жизнь будет перекроена заново так поздно. Возможно, пройдут годы, прежде чем Дом найдет и одобрит подходящий для нее Узор, а до тех пор она останется неоплодотворенной. (Или еще хуже, Дом в мудрости своей может решить, что она слишком долго впустую растрачивала свою юность, и даст ей в пару бъйоррна с Узором, не дополняющим ее Узор, как положено.
Тогда рано или поздно может появиться дитя с неподходящим для Дома Узором, и ей придется безвинно страдать уже из-за двоих изгнанников.) Будучи в таком мрачном настроении, я снова попытался овладеть своими эмоциями, и вернуться мыслями к Черной Леди. Хит спал, но Венциа, который спокойно читал книгу из электронной библиотеки компьютера, заметил и мое волнение, и светлеющий оттенок кожи.
— С вами все в порядке, Леонардо?
— Да, друг Рубен.
— Вы уверены? Вы выглядите расстроенным.
— Мне уже лучше.
— Не буду вмешиваться, — сказал он, пожав плечами, и помолчал. — Можно, я задам вам вопрос о вашем друге мистере Хите?
— Пожалуйста, друг Рубен.
— Он действительно намерен ограбить Аберкромби?
— Я в этом совершенно уверен, друг Рубен.
— Досадно.
— Согласен, — сказал я. — Кража противоречит моральным и гражданским законам.
Венциа ответил улыбкой.
— Я имел в виду, что он пригодится нам в поисках Черной Леди. А если он попытается ограбить Аберкромби, то вероятнее всего, угодит в тюрьму. Полагаю, что в усадьбе Аберкромби современнейшая система охраны.
— Я думаю, что друг Валентин способен удивить и вас, и мистера Аберкромби, — сказал я.
— Возможно, — Венциа сменил тему. — Интересно, почему он так скептически настроен.
— Вероятно, потому, что видел ее не в тех обстоятельствах, в которых столкнулись с ней вы, — предположил я.
— Вы тоже, — заметил Венциа. — Но похоже, вы без проблем принимаете ее, как есть.
— Это верно, — согласился я.
— В его распоряжении те же факты, что и в вашем, — озадаченно продолжал Венциа. — Почему он не делает тех же выводов?
— Наверное, потому, что всегда полагался только на себя и не нуждается в вере в нечто более могущественное.
— А вы?
— Я верю и полагаюсь на тех, кто сильнее меня. Меня так воспитали, — объяснил я.
— Интересно…
— Что, друг Рубен?
— Почти все, с кем она, когда бы то ни было, сближалась — люди, вполне уверенные в себе. Интересно, во что они верили?
— Я думаю, нам придется спросить у следующего, — ответил я.
— Если мы успеем к нему добраться, — сказал Венциа, нахмурившись.
— Вас послушать, она чуть ли не убийца, — сказал я. — Но мы оба знаем, что это не так.
— Мне все равно, кто она. Меня интересует то, что она знает.
