— Бог не нуждается в моей помощи. Я всего лишь паллиатив, временная мера, нужда в которой отпадет, как только Он сровняет храмы с землей.
— Храмы? Я думал, ты грабишь церкви.
— Поэтический выверт, — пояснил Рождественский Пастырь. — Но на самом деле я граблю все религиозные заведения, которые попадаются на моем пути.
— Я знаю. А теперь ты поставил меня перед серьезной этической проблемой.
— Правда?
Маркиз кивнул.
— Я никогда не мешал тебе заниматься любимым делом. Ты грабил церкви на моих планетах, но я даже не пошевелил пальцем, чтобы остановить тебя. А теперь в результате гнусного сговора на Аладдине погибает один из моих самых доверенных помощников. Черт, судя по всему, ты и Вдоводела совратил, — с его губ сорвался театральный вздох. — Что же мне с тобой делать. Рождественский Пастырь?
— Как я понимаю, вариантов существует три, — ответил тот. — Первый — убить меня. Ответственно заявляю, настроение у вас от этого безусловно улучшится, но груз в трюме корабля Найтхаука я заминировал, и, если вы попытаетесь добраться до него, не зная шифров, корабль и его содержимое взлетят на воздух. Второй — вы можете меня отпустить, но я уходить не собираюсь, так что, пожалуй, и не уйду, даже если вы меня об этом попросите.
Маркиз задумчиво смотрел на него.
— А третий?
— Третий — вы можете пораскинуть мозгами и предложить мне сотрудничество. В Пограничье тысячи церквей, в Олигархии — миллионы. Мы состаримся прежде, чем обчистим хотя бы процента два.
— С чего это у меня должно появиться желание грабить церкви? — спросил Маркиз.
— С того, что вы абсолютно беспринципный человек, а на беспринципности можно сделать хорошие деньги, — ответил Рождественский Пастырь.
— Я уже правлю одиннадцатью мирами, еще двадцать находятся под моим влиянием. То есть я контролирую тридцать одну звездную систему. Зачем мне партнер?
— Вы хотите то, что хочет любой беспринципный человек.
— Чего же я хочу?
— Иметь больше, чем уже есть.
— Все так, — признался Маркиз. — Однако если грабеж церквей не сделает меня менее беспринципным, тогда я опять чего-нибудь захочу.
— И всегда будете хотеть, — согласился Рождественский Пастырь. — Именно поэтому такие, как мы, на пенсию не выходят.
— Ты грабишь только церкви?
— А кто еще отпустит вам ваши грехи и помолится за вашу душу?
— Кажется, я слышу нотки цинизма, — улыбнулся Маркиз.
— Отнюдь, — с жаром воскликнул Рождественский Пастырь. — На Земле, а там я ограбил лучшие церкви, включая Нотр-Дам и Ватикан, есть насекомое, именуемое муравьем. Живут муравьи колониями и отличаются отменным трудолюбием. Они строят сложные сооружения, которые называются муравейниками, с разветвленной системой ходов, складами продовольствия, детскими. Требуются недели, а то и месяцы, чтобы построить такой муравейник… а уничтожить его можно за несколько секунд движением ноги. Вы знаете, что эти твари потом делают?
— Атакуют обидчика?
— Нет, — ответил Рождественский Пастырь. — Сразу берутся за восстановление своего жилища.
— Ты хочешь сказать, что церкви — те же муравейники?
— В одном аспекте — да: они не мстят тому, кто их ограбил. Они восстанавливают утраченное с трудолюбием муравьев. Они не могут возложить вину на вора — это противоречит их философии. Они предпочитают видеть во мне руку Господа, который по неведомым причинам наказывает, их. Вроде бы логичнее думать обо мне как об исчадии ада, но они не хотят верить в дьявола. Проще винить Бога и, соответственно, собственные грехи. Так что когда приходит беда в моем образе, они ведут себя точь-в-точь, как муравьи. Восстанавливают муравейник, чтобы я мог разрушить его вновь.
Внезапно рот Маркиза расползся в широкой улыбке.
— А ты мне нравишься! — воскликнул он.
— Естественно, — пожал плечами Рождественский Пастырь. — Я вообще нравлюсь людям.
— Думаю, мы можем прийти к соглашению.
— Обеспечьте мне безопасность передвижения и убежище, а я дам вам двадцать процентов.
Маркиз вытряхнул Мэллоя из кресла, сел сам.
— Пойди погуляй. Нам надо поговорить о делах.
Мэллой, несомненно, глубоко оскорбленный, поднялся с пола и ушел.
Маркиз вновь посмотрел на Рождественского Пастыря.
— О двадцати процентах не может быть и речи. Поэтому послушай мое предложение, приятель. Ты сообщаешь мне, какие планеты хочешь ограбить. Я даю тебе людей, сколько нужно для каждой операции, обеспечиваю безопасность и предоставляю убежище на любом из контролируемых мною миров. А добычу мы делим пополам.
— Я думал, что пятьдесят процентов — это ставка для тех, кому вы обеспечиваете «крышу». Партнеру предлагать такую ставку, мягко говоря, неприлично. Я соглашусь на четверть.
Маркиз повернулся к Найтхауку.
— Ты привез сюда хорошего человека, Джефферсон Найтхаук. Мне он действительно нравится. — И вновь сосредоточил внимание на Рождественском Пастыре. — Ты так мне нравишься, что меня устроит треть.
— Я согласен нравиться меньше, если вы возьмете тридцать процентов, — улыбнулся Рождественский Пастырь.
— А почему, собственно, нет? — Маркиз обхватил своей лапищей ладонь Рождественского Пастыря. — Договорились!
— Что ж, с вами приятно иметь дело. Я думаю, нашу сделку надо отметить. Лучшим сигньянским коньяком.
— Сейчас принесу бутылку из бара. — И Маркиз неторопливо выбрался из-за столика.
Он вернулся с бутылкой и тремя бокалами, поставил все на стол, небрежно разлил коньяк.
— За дружбу, партнерство и успех!
— За дружбу, партнерство и успех, — эхом отозвался Рождественский Пастырь.
— И за смерть, — добавил Найтхаук.
— Смерть? — переспросил Маркиз.
— А как в нашем деле иначе узнать, что ты добился успеха? — вопросом на вопрос ответил Найтхаук.
— Это справедливо, — кивнул Маркиз после короткого раздумья. — За смерть.
— Пусть она сначала заглянет к нашим врагам, а нас обойдет стороной, — заключил Рождественский Пастырь.
Если все обернется, как мне того хочется, подумал Найтхаук, тост может оказаться пророческим.
Глава 15
Найтхаук сидел в баре рядом с Ящерицей Мэллоем и во все глаза смотрел, как танцует Жемчужина Маракаибо. Его стакан стоял нетронутым, тонкая сигара потухла. Святой Ролик застыл на стойке в дюйме от левой руки молодого человека.
Рождественский Пастырь вошел в казино, заметил Найтхаука и направился прямо к нему. Скучающим взглядом окинул полуголую танцовщицу с синей кожей, заказал виски, взгромоздился на высокий стул.
— Закрой рот. Джефф. Мало ли что может в него залететь.
— Помолчите; — бросил Найтхаук, не отрывая взгляда от плавающей сцены.
— Я лишь пытался оказать тебе услугу. — Рождественский Пастырь пожал плечами. Кивком поприветствовал Мэллоя, подождал, пока ему принесут стакан, пригубил, протянул руку, чтобы погладить Ролика. Тот дозволял Рождественскому Пастырю прикасаться к себе, но не выказывал ни интереса, ни
