простонал Индеец.
– Джилл предупредила, что у вас могут быть головные боли, когда вы очнетесь.
– А эта штуковина у основания черепа, это действительно оказалась бомба? – спросил Индеец.
– Да.
– А где она?
– Мы растворили ее в кислоте.
– Разве можно растворить в кислоте бомбу? – с сомнением спросил Индеец.
– Можно, если она состоит из органического вещества, – пояснил Бруссар, – например, плазмы. Весь трюк заключался в том, чтобы вытащить ее и не взлететь на воздух. – Он улыбнулся. – Вот поэтому то у вас так и болит голова.
– А что с передатчиком?
– Он в соседней комнате, – ответил Бруссар. – Я подумал, что ему незачем здесь оставаться, пока мы будем с вами разговаривать. Если хотите, я могу его уничтожить.
– Пока не стоит, – ответил Индеец и, помолчав, спросил: – Меня что
– Джилл ввела вам антибиотики и глюкозу. К тому же несколько дней вам еще придется принимать обезболивающее.
– Что-то у меня со зрением… все выглядит как-то иначе, – пробормотал Индеец, хмурясь.
– Я позволил себе сделать повязку на глазу, – пояснил Бруссар. – Вы можете снять ее, когда захотите. Я подумал, что, пока я не знаю ваших планов, тому, кто следит на вами, лучше не знать, что вы уже очнулись и находитесь в госпитальной палате.
– Правильно решил, – одобрительно кивнул Индеец.
– Не хотите позавтракать?
– Да, только лучше через несколько минут, – ответил Индеец. – Если не считать этих пяти кусочков инопланетного мяса, я за последние сутки, с тех самых пор, как прибыл в посольство, ничего не ел.
– Кстати, насчет посольства. Я должен связаться с ними вскоре, пока они еще не начали вас разыскивать. Правда, когда вас вывезли из операционной, я позвонил туда и наговорил им всякой ерунды, будто у вас тут роман с какой-то девицей, которую вы случайно встретили в ресторане, ну и все такое… но, по-моему, лучше уж не заставлять их сильно нервничать.
. – Когда я смогу подняться на ноги?
– Как только захотите.
– Отлично, – тогда дай мне отдохнуть еще часок, а потом мы отправимся в посольство.
– Не думаю, сэр, что в вашем состоянии вы сможете идти по такой жаре, – возразил Бруссар. – Уж лучше давайте я схожу за машиной и пригоню ее сюда.
Индеец кивнул, но тут же поморщился, когда боль с новой силой пронзила череп.
– Черт! – выругался он, хватаясь за затылок. – И долго это будет продолжаться?
– Что, сэр? – спросил Бруссар.
– Каждый раз, стоит мне только пошевелить головой, меня словно кто-то изнутри бьет тупым инструментом.
– Не знаю, сэр. Джилл сказала, что несколько дней у вас будут неприятные ощущения.
– Эти ее «неприятные ощущения» оборачиваются для пациента настоящей пыткой. Достань мне обезболивающее.
Бруссар сунул руку в карман и достал оттуда ингалятор.
– Вдыхать по одному разу через каждые четыре часа. Индеец отобрал у него ингалятор и сделал два полных вдоха.
– У меня нет времени валяться в постели и медленно приводить чувства в порядок, – проворчал он.
– Что-нибудь еще, сэр, прежде чем я отправлюсь за машиной?
– Две вещи. Во-первых, где моя одежда?
Бруссар подошел к стенному шкафу и велел дверце открыться.
– Здесь, сэр. А вторая?
– Принеси мне передатчик и не произноси при этом ни звука. Затем отправляйся за машиной и заезжай за мной через час.
Бруссар вышел из палаты и вернулся через несколько секунд, неся в руке крошечный аппарат, покоившийся на мягкой прокладке. Он вручил его Индейцу, отдал честь и вышел.
Индеец подождал, когда дверь за ним закроется, затем вставил передатчик в левое ухо.
– Доброе утро, сукин ты сын, – поприветствовал он.
– Как поживает твой желудок, Джимми? – спросил Тридцать Два. Его голос был далеким и слабым.
– Замечательно.
