Насколько долго затянулась пауза, судить я не берусь. Глядя на угли и жмурясь, я медленно жевал прекрасно пропеченное мясо и заедал его смоченными в уксусе колечками лука.
Коньяк, шашлык, свежий пассат... Когда это было в последний раз? В тот день, когда я, впервые после института увидев Сашу, понял, что начинается новая жизнь. И вот теперь – тот же стол, накрытый, по иронии судьбы, а не Измайлова, на берегу все той же Терновки. Жизнь может закончиться так, как она начиналась. И это тоже будет иронией судьбы, а не насмешкой Измайлова.
Придя в себя после размышлений, я обратил внимание на то, что Альберт Измайлов вышел из-за стола и теперь стоит над самым обрывом. Полы его тысячедолларового пальто бились у ног раненой птицей. Очевидно, в таком же состоянии находились и мысли Измайлова. О чем он сейчас думал?
Он опять идет не той дорогой. Он просто не в состоянии поставить гибель родного ему человека в причинно-следственную связь со своими поступками.
Не вставая с нагретого стула, я размахнулся и сильно бросил шампур через голову Измайлова. Когда тот просвистел в воздухе в метре от него, Альберт Андреевич резко обернулся, а ко мне тут же метнулись двое из сопровождения. Метнулись и, повинуясь жесту хозяина, остановились.
– Это за кирпич, – заметил я, кутаясь в воротник дубленки. – Я ведь не ошибся? Зачем хулиганили, Измайлов? Вам еще «бакланской» статьи не хватало.
Тот снова отвернулся и сказал, не оборачиваясь:
– Надоело на процессах на вашу спокойную рожу смотреть, Струге. Должны же вы от чего-то взволноваться? Попросил одного из этих остолопов нервы ваши пощупать. Правда, не ожидали?
– Да уж, – согласился я, – шутка удалась. Знаете, Альберт Андреевич, так можно замерзнуть. И коньяк не поможет. Слишком сложно все, правда? Вам сейчас хочется пристрелить меня, а вы не можете найти причин для выстрела. Но вы человек, который обдумывает каждый поступок. Наверное, поэтому я мерзну все сильнее и сильнее. При стечении любых других обстоятельств, с другими действующими лицами, мне уже давно было бы все равно. Ни холодно, ни жарко. И коньяком вряд ли кто-нибудь напоил бы.
Он подошел, растерянный и постаревший.
– Смерть от переохлаждения вам не грозит.
– Сядьте, Альберт Андреевич, сядьте... – Я вынул из пачки, лежащей на столе, сигарету и, наблюдая за Измайловым, прикурил. – Я же говорю – есть ошибки, о совершении которых мы даже не догадываемся. Разница лишь в том, какая расплата за это последует.
Он хотел налить себе коньяк, но вдруг передумал. Дотянулся до бутылки «Смирновки» и скрутил голову и ей. Ему хочется выпить, и выпить много. Однако он не может выпить стакан коньяка одним махом. Значит, Альберт Андреевич, я погорячился, когда предполагал, что у вас отменное здоровье. Оно было отменным. До тех пор, пока однажды не стало плохо с сердцем. Оно у него и сейчас болит. Выпей стакан коньяка, и его дубильных веществ будет достаточно для очередного инсульта.
– Однако и водка плохо способствует работе сердца. Будет вам, Альберт Андреевич. Не пейте сейчас, возможно, вам понадобится залить что-нибудь чуть позже.
– Струге, говорите то, что хотели сказать. Наш пикник затянулся...
Сигареты после спиртного имеют отвратительный вкус. Аромат убойной пьянки. Алкоголь всегда стимулирует желание курить каждые пять минут, но последующая сигарета не становится слаще.
Отвращение победило желание, и я выбросил сигарету в снег.
– Я расскажу вам две истории, Альберт Андреевич. А там уж ваше дело, чему верить на слово, а чему продолжать искать подтверждение...
Артем Малыгин родился на редкость удачливым парнем. Заметьте, не умным и не здоровым. Удачливым. К моменту его рождения его папа, Семен Матвеевич Малыгин, еще не занимал высокий пост в городском совете, но уже имел все основания для того, чтобы превратить будущее своего сына в безоблачное существование. Он, как руководитель многих строек, имел связи, позволяющие в нужный момент начать свое дело. И вскоре этот момент настал. Бизнес, поставленный на широкую ногу, стал процветать, преумножаемый капитал, что вполне естественно, позволял не только разворачивать масштабы деятельности, но и добиться места, сидя на котором Семен Матвеевич смог бы придумывать под себя законы. Он стал депутатом. Сын, не озабоченный проблемой добывания куска хлеба, пошел по папиным стопам. Являясь финансовым директором отцовской компании, он отмывал деньги за рубежом. Кстати сказать, в этот момент он и попал в поле деятельности Международной полиции. Потом был скандал с нью- йоркским банком, и интерес к Малыгину-младшему усилился. Но молодое поколение, Альберт Андреевич, чересчур амбициозно. Вам ли этого не знать? Я ведь рассказываю историю почти о вашем сыне, не так ли?
Так вот, как и любому добру молодцу современности, Артему Малыгину захотелось своего дела. Молодежь нынче горделива и очень нервно относится к пониманию своей зависимости от успехов отца. И Артем нашел свое дело. Но, как всегда бывает в таких случаях, дело, найденное на пути наименьшего сопротивления, всегда чревато своими последствиями. И Артем Малыгин, совершенно неожиданно даже для себя, входит в тесный контакт с теми, с кем ему не велел входить отец. Не велел ни при каких обстоятельствах. Так Малыгин-сын знакомится с Сериковым – племянником начальника областного ГУВД, и Басковым, рассказывать вам о котором нет никакой необходимости.
В начальном пути этого знакомства общие интересы поверхностны и не приносят никакой материальной выгоды. И вот подворачивается случай, обойти который своим вниманием Басков не мог. Тридцать пять килограммов героина афганского урожая по сходной цене. Сериков, этот смышленый, ушлый паренек, проживая жизнь, аналогичную жизни Малыгина-сына, тут же находит деньги, чтобы войти в долю...
Лицо Измайлова слегка покраснело. Этот легкий румянец на скулах первого игрока города я заметил еще тогда, когда мы с ним поднимались по ступеням крыльца дачи Баскова.
– И что же теперь делать с героином? Ни один из здравомыслящих людей, который решил завязать свою судьбину с наркобизнесом, не станет вкладывать деньги в такое количество героина, не имея канала его сбыта. Само собой, что у Баскова есть такой канал. Он находится в Латвии. Если быть более точным, то в ее столице. И вот наступает кульминационный момент. Люди из Риги сообщают, что готовы принять груз.
И тут возникает проблема. Если бы тридцать пять килограммов «белого» можно было телепортировать через границы в одночасье, незаметно для вездесущих мусоров и таможни, то мы с вами сейчас бы не разговаривали. И не было бы у меня необходимости объяснять человеку, которого я считаю умным и надежным, какая неведомая сила столкнула его сына с края пропасти...
– Я пока не вижу ничего, что помогло бы мне найти ответ на этот вопрос, – заметил Альберт Андреевич.
– А это потому, что я еще не рассказал вам вторую историю. Я пока не закончил даже первую. Так как же переправить героин людям, которые уже готовы его принять и расплатиться на весьма выгодных для обоих концессионеров условиях?
Малыгин. Он уже давно, вкупе с Сериковым и Басковым, зарабатывает копейки на мелких риэлтерских операциях и прочей ерунде. Понимая, что пришел звездный час, Артем хватается за высказанную вслух, в момент очередной расслабухи, тему и предлагает свои услуги. Он имеет надежную «дорогу» в Прибалтику. Торговля стройматериалами и сапогами местной фабрики, основанная отцом и длящаяся уже почти пятилетку, позволяет таможенным органам смотреть на убывающие за кордон «КамАЗы» и «Вольво» Малыгина-старшего сквозь пальцы. Их уже даже не досматривают. Любой знает – это груз заместителя председателя городской думы. Кому охота портить нервы и будущее? От решений этого человека зависит очень и очень многое в жизни большинства людей города. И Малыгин-сын, предавая доверие отца, решается использовать очередную ходку очередного «КамАЗа» для переправки героина в Ригу. Надо сказать, Альберт Андреевич, это отменный ход.
Условия Малыгина принимаются сразу и безоговорочно, как единственный способ столкнуть с плеч смертельный товар и заработать денег. И вот тут я подхожу к самой интересной части своего рассказа. Ко второй истории. Она проходила параллельным путем, но являлась неотъемлемой частью первой. И не просто частью! Она зависела от первой истории! По стопочке, под лимончик, Альберт Андреевич?..
Мы закусываем, и вместо чувства легкого опьянения, которое обычно настигает меня через полчаса после выпитых семисот граммов на двоих, я ощущаю лишь легкое тепло на щеках. Все это очень странно. Меня везут на берег реки убивать, а вместо этого я пью «Наполеон» и набиваю брюхо. Под
