– А ты что намерена делать дальше?
Мередит пожала плечами.
– Черт побери, да слезь же ты наконец с подоконника и соизволь поговорить со мной!
– Раньше ты на меня не кричал, – обиженно проговорила Мередит. Но с подоконника она спрыгнула. Налив в стакан томатный сок, она забралась с ногами в одно из плетеных кресел и устремила на Эдмунда наивный взгляд. – Я вся внимание.
– Я задал тебе вопрос. Что ты собираешься делать дальше?
– Не знаю. Еще не думала об этом.
– Так подумай.
– Я же говорю – неохота.
– Весна на тебя всегда так действует?
– А ты еще не понял? Например, ночью. Неужели ты не ощутил?
– Ты можешь быть совершенно невыносимой. Как маленькая капризная девочка. Нет, не ощутил. Ночью, к твоему сведению, весна ощущалась совсем не так явно, как теперь, днем.
– Ах так?! – возмутилась Мередит.
– Только, пожалуйста, не надо выливать на меня сок. Он тебе самой еще пригодится. Я шучу. Правда.
– Ну что мне ответить? – вздохнула Мередит. – Я действительно еще не думала о том, что мне делать дальше.
– Но у тебя есть ведь какие-то возможные варианты?
– Ну конечно есть. Можно еще какое-то время оставаться в Праге. Вернуться в пансион и пробыть здесь еще сколько-то дней или недель.
– Прекрасно. Чем тебя привлекает этот вариант?
– Да ничем. Сколько можно?
– Тебе никак надоело? – с изумлением спросил Эдмунд, слегка сощурившись.
– Надоело, – подтвердила Мередит. – Не то что бы мне перестало тут нравиться… Наверное, чтобы ощутить прежнее очарование, нужно соскучиться по этому городу. Поэтому я и не горю особым желанием оставаться тут.
– Ну хорошо, а еще что ты можешь предпринять?
Мередит снова пожала плечами.
– Вернуться в Сидней.
– И что ты станешь делать в Сиднее?
– Вот об этом я уж совершенно точно не задумывалась. И не стану думать по крайней мере до тех пор, пока не приеду туда.
Эдмунд вздохнул.
– Что ж, ни в Сидней тебя особо не тянет, ни в Праге ты не горишь желанием оставаться. Честно признаться, я хотел позвать тебя в Варшаву.
– Что?! В Варшаву? Меня?!
– Ну да, тебя, а что, здесь есть еще кто-то?
Словно в ответ на его слова на пороге мансарды показалась белоснежная кошка с голубыми глазами. Подняв наверх мордочку, она застенчиво мяукнула.
– Теперь есть, – засмеялась Мередит.
– Если тебе все равно, куда ехать, поехали со мной.
– Зачем?
– В гости. Я предлагаю что-то не то?
– Вовсе нет. Просто… я удивлена.
– Если нам с тобой было хорошо здесь, в Праге, то почему ты не хочешь поехать со мной в Варшаву?
– И что я там буду делать?
– Мередит, по-моему, это как раз мой вопрос. На который ты еще ни разу не дала ответа. Почему именно сейчас ты озадачиваешься этим? Поехали, если хочешь, – на месте разберешься.
– Я не знаю, – вконец смутилась Мередит. – Мне надо… посмотреть, сколько у меня осталось денег на кредитке, надо…
– Если я тебя приглашаю, то о билетах и обо всем остальном думаю тоже я, – твердо сказал Эдмунд. – И мне не хочется отпускать тебя. Успеешь еще вернуться.
– Да, наверное.
– Сколько времени тебе нужно, чтобы решить?
– Я уже решила. Я еду с тобой.
– Как, ты так быстро соглашаешься? – поддразнил ее Эдмунд.
– Ну а когда еще мне выпадет случай посмотреть еще один город?
– Да, пожалуй. Хотя я бы предпочел услышать от тебя, что ты тоже не хочешь расставаться со мной.
Мередит смутилась.
– Ладно, такой вариант лучше, чем ничего, – весело произнес Эдмунд. То ли он не подал виду, что ее поведение задело его, то ли просто решил не обижаться. – Итак, когда мы едем?
– Да хоть завтра.
«Хоть завтра» уехать не получилось.
Сначала состоялся торжественный прощальный обед в кругу друзей Эдмунда. Эрика, как всегда, была на высоте, блистая своими кулинарными способностями.
На следующий день Эдмунд и Мередит отправились в пансион, чтобы собрать ее вещи. За все время проживания она умудрилась создать такой кавардак среди своей поклажи, что они провозились до вечера, разбирая ее одежду, дорожные принадлежности, упаковывая сувениры, которых набралась целая сумка.
Мередит, правда, не представляла, что она будет делать со всей этой сувенирной поклажей.
Элинор вряд ли заинтересуется подобными безделушками. Рональду Мередит дарить ничего не собиралась даже из приличия, даже из вежливости. Ну а больше близких людей у нее в Сиднее не было.
Потом они вызвали такси, Мередит расплатилась за номер, они погрузили сумки в машину и вернулись в гостеприимный домик Кароля с Эрикой.
– Оказывается, собрать вещи мужчины может быть еще хуже, чем возиться с женскими, – смеялась Мередит.
Эдмунд уже отчаялся упаковать свои вещи так, как они были распределены по сумкам в день его приезда в Прагу.
Одежды у него было немного, что и говорить. Но вот рисунки, холсты, наброски… Они заполняли чуть ли не половину мансарды, валяясь везде.
Кроме того, в период своего нахождения в Праге Эдмунд активно докупал краски, недостающие кисточки, палитры, вдохновившие его филигранностью исполнения.
– Чем они так уж сильно отличаются друг от друга? – Мередит с недоумением вертела в руках две палитры. Одна чуть больше, другая чуть меньше, но в принципе они были практически одинаковыми. Одна была цвета слоновой кости, вторая – белоснежной. Одна – пластиковая, вторая – из какого-то светлого дерева, потяжелее.
Эдмунд смутился, но лишь на мгновение.
– Я объясню тебе разницу. Но сделаю это только после того, как ты объяснишь мне как женщина: зачем вы покупаете три лака, не отличимых друг от друга по цвету, пять блесков для губ, разнящихся лишь отливом – платиновым, серебряным или зеркальным. Мне продолжить?
Мередит от хохота повалилась на тахту.
Потом они бережно складывали и упаковывали рисунки. Некоторые Эдмунд отбраковывал прямо и они летели в мусорную корзину, сминаемые его безжалостной рукой.
Два или три рисунка Эдмунд отложил в качестве памятного подарка хозяевам дома.
