— Может быть, и смущает. Что, если так?
— Хорошо, Мирабель, одно твое слово — и я сегодня же улечу.
— Куда, интересно знать, ты собрался? — Она с любопытством посмотрела на точеный профиль Дика.
— Продолжу свой маршрут.
— И куда же ты направлялся? Напомни, я что-то подзабыла…
Он пожал плечами:
— Не знаю… куда-нибудь. Какая разница? Если меня уже не хотят видеть в этом доме…
Наступило молчание.
Мирабель боялась нарушить хрупкую тишину, которую перемежало лишь пение сверчков, еле различимый шелест крылышек стрекоз и шуршание дикой травы. Она боялась ляпнуть что-то не то, после чего Дик поднялся бы, завел мотор и навсегда исчез с горизонта, а также из ее жизни.
Она боялась признаться себе, что наверняка станет скучать по нему. Дик пробыл в ее доме недолго, но она успела к нему привязаться. С ним было легко, интересно. Рядом с ним она чувствовала себя комфортно. И еще она давно не чувствовала себя под чьей-то надежной защитой — а с Диком она не побоялась бы снова оказаться на городской ярмарке или вечеринке с немцами, сосисками и темным пивом.
Было и раздражение, и досада от каких-то его замечаний и слов. Но не потому ли это вызывало у нее раздражение, что она боялась признаться самой себе в непрошеной симпатии к незваному гостю? Мирабель не знала. Не то чтобы она не хотела этого знать — скорее боялась.
Боялась, что новая привязанность вызовет новую боль, что придется менять свою жизнь, что надо будет выкарабкиваться из того болота, в которое ее загнала судьба, что придется через слезы тащить себя за волосы, подобно легендарному Мюнхгаузену, преодолевая препятствия… Всего этого Мирабель боялась куда больше, чем привычного для нее одиночества.
— Так как, Мирабель, мне улетать?
Она вздрогнула, услышав этот вопрос.
Сейчас ей уже казалось, что она была с ним малодушной. Она не проявила настоящего гостеприимства. Надо же, он до сих пор коротает ночи на короткой тахте в гостиной под старым шерстяным пледом. Дик сам определил это место для своего ночлега, когда она растянула ногу и вынуждена была отлеживаться в спальне. Он так трогательно заботился о ней, настоял на том, чтобы прокатить на самолете… Ведь Мирабель забыла подчистую о своем страхе полетов после знакомства с маленьким чудесным бипланом Дика, не имеющим названия.
— Не надо…
— Не надо что?
— Не надо улетать.
— Это приглашение? — поинтересовался Дик.
— Я не знаю…
— Но ты хочешь, чтобы я остался?
Мирабель слегка пожала плечами:
— Я не хочу, чтобы ты улетал, если лететь тебе особо некуда. Но я не уверена, что для тебя будет лучше, если ты останешься…
— В каком смысле?
— В прямом. Может, я приношу людям зло? Наверное, Рон был прав… Я действительно вырядилась вчера, как последняя шлюха. Я и сейчас так выгляжу. Что я сделала вчера, услышав эти оскорбления? Не расцарапала ему лицо. Позволила ему унижать себя.
— Я не позволил.
Мирабель не слушала:
— Может, я не могла ничего ему возразить потому, что в его словах есть правда? Может, я недостаточно старалась и не смогла спасти своего мужа? Вчера… вчера я вешалась тебе на шею. Мне так стыдно, Дик. Прошло так мало времени…
— Сколько бы времени ни прошло, Мирабель, если у тебя возникают новые чувства, это не значит, что ты отказываешься от старых, как будто их никогда и не было. Каждый человек имеет право идти вперед. Ты еще очень юна, у тебя вся жизнь впереди. Почему ты решила, что у тебя не может появиться новый спутник?
— Рон был прав, был прав…
Дик окончательно потерял терпение:
— Мирабель, если ты не расскажешь мне, что именно у тебя приключилось, то я ничем не смогу тебе помочь, увы. Пока я вынужден довольствоваться обрывками твоих сожалений и пошловатыми рассуждениями Рона о твоем внешнем виде! Пожалей хотя бы меня, если себя не жалеешь.
— Почему ты хочешь это знать?
— О боже, да ничего я не хочу. Тебе нужно, чтобы тебя кто-то выслушал. Тебе нужно выговориться. Я хочу тебе помочь, Мирабель. Не нужно бояться.
Она вновь закрыла лицо ладонями:
— Это все так ужасно… Ты бы никогда не подумал… Я и сама не понимаю, как оказалась в этой ситуации. Но…
— Убери руки от лица, пожалуйста, — мягко попросил он. — Я хочу видеть твои глаза.
Мирабель начала свой рассказ, пытаясь быть неторопливой, но выходило лишь быть сбивчивой.
— Все это было… около двух лет назад. Или больше… Или меньше? Я точно не помню. Я не вела ни дневников, ни ежедневников, ни блогов в Интернете… Да мне это было и не нужно. Я живу здесь одна… уже больше года.
— И что, весь этот год ты прожила подобным образом? — спросил Дик, который слушал ее с живым интересом.
— Да… Но, кажется, я начала не с того.
— Продолжай.
— Я родилась и выросла в Нью-Йорке. Родителей своих я не знаю… и не помню. Вернее очень смутные воспоминания… Мы с сестрой попали в приют. Одно время я расспрашивала о маме, но мне отвечали уклончиво. Наверное, можно было бы позже запросить какие-то документы, добиться более обстоятельных ответов… Но позже мне уже стало не до этого. Нужно было выживать… Нужно было как-то учиться, вставать на ноги. Я очень старалась. Я заработала стипендию. Сестра тоже занималась чем-то… Подрабатывала официанткой или кем-то еще.
— Мирабель, а что за стипендия? Это была стипендия в колледже или в университете?
— В университете. — Мирабель шмыгнула носом, стараясь сделать это по возможности незаметно.
— Специальность?
Ответа не последовало.
— Мирабель, так на кого ты училась?
— Мне бы не хотелось обсуждать это…
— Так. Ясно. Еще одна скользкая тема. Мне показалось, что мы с тобой договорились быть откровенными.
— Да, но… Я расскажу об этом. Попозже. Не обижайся, ладно?
— Что с тобой делать, — вздохнул Дик. — Не обижаюсь. Продолжай, я, как всегда, перебил тебя.
Мирабель улыбнулась. Дик был верен себе.
— Я доучилась до конца, мне очень нравилось, у меня получалось… Это даже должно было принести неплохие результаты. Параллельно с учебой я подрабатывала в дизайнерских студиях, начала получать нормальные деньги. То есть тогда они казались мне нормальными. Из кампуса переехала в квартиру, которую мне удалось снять…
— А сестра? Что стало с ней?
— Ну… Она жила в кампусе, — нехотя ответила Мирабель.
— Ты не захотела позвать ее к себе?
