– Пока! – кивнула она дежурившему в прокуратуре сержанту милиции.
Сержант улыбнулся ей в ответ и проводил взглядом стройную фигуру. Когда за девушкой захлопнулась тяжелая дверь, он вздохнул и подумал:
«Интересно, она замужем или нет? Завтра прозондирую… Впрочем…»
Сержант еще немного подумал.
«А зачем ждать завтра? У меня под охраной дубликаты ключей от всех кабинетов, а в ее кабинете наверняка можно отыскать ее домашний телефон. И адрес. В ежедневниках всегда пишут домашние адреса и телефоны. Не носит же она с собой ежедневник!»
Сержант проверил помещения. Все правильно, Бородулина вышла последней. Еще немного подождав, он запер входные двери и подошел к узкому шкафу. После самарского пожара было принято решение дубликаты ключей от всех кабинетов сдавать под охрану сотруднику милиции, дежурившему ночью в прокуратуре, и над столом охранников прокуратуры появился этот шкаф, более похожий на пенал. За створками было около трех десятков вбитых гвоздей, на которых висели ключи с жестяными брелоками. Найдя нужный брелок с выбитым номером «24», сержант улыбнулся. Ему не терпелось покопаться в ее столе.
Он уже поднялся на второй этаж, как вдруг вернулся обратно. Поставил телефон на максимальную громкость. Вот теперь – можно идти.
«Если будут спрашивать – почему долго не подходил, скажу, что был в уборной… Нет! Скажу, что делал обход здания».
В кабинете едва заметно пахло туалетной водой. От этого запаха желание пошарить в ее столе только усилилось…
Бланки, бланки… Зачем им столько?
Расческа. Уже ближе…
Зеркало, помада. Сержант вывинтил тубус. Запах…
Он уже забыл, зачем пришел. Его волновал сам процесс.
Ага! Вот и ежедневник!
Сержант раскрыл его на первой странице и скис. Несмотря на анкетный смысл страницы, он не узнал ни ее домашнего адреса, ни телефона. В верхнем углу аккуратным почерком было выведено: «Бородулина В.». Все.
Дальнейший обыск стола ничего не дал.
Сержант разочарованно вздохнул, еще раз понюхал помаду и направился к двери.
Вдруг он резко остановился и взглянул в дальний угол кабинета. Что-то привлекло его внимание, и он некоторое время еще не мог понять, что именно. Наконец понял.
Из замочной скважины тяжелого советского сейфа, пережившего всех прокуроров области, начиная со времен разоблачения культа личности, торчал ключ.
Иногда не помогает даже самое простое правило. Иногда безопаснее вспоминать о каждой мелочи в отдельности, нежели обо всех на пороге кабинета…
Бирка с надписью на сейфе «При пожаре выносить в первую очередь!» предполагала полное уничтожение огнем всего, что находилось в кабинете, ибо сдвинуть этот сейф можно было только бульдозером.
Первое, что попалось на глаза любопытному сержанту, было толстое, листов в двести, уголовное дело. Он напряг зрение, и его губы забормотали в мертвой тишине здания прокуратуры:
– «…по факту убийства гр. гр. Вирта А.В., Милешиной Е.М., Верникова А.С.»
В половине второго ночи он закончил «знакомиться с делом» и перевернул предпоследнюю страницу. Между ней и корочкой дела лежал листок. По мере того, как он углублялся в его изучение, им овладевало странное беспокойство. Наконец он захлопнул дело и задумался.
Разницу между понятиями «преступление светлое» и «преступление темное» он знал. Первое – с установленными злодеями, второе – с не установленными. В «изученном» им деле отсутствовали какие-либо фамилии подозреваемых. Это давало основание предполагать, что преступление «темное». Опера их называют «темняками». Но вот последний, исписанный убористым почерком и не подшитый в дело лист в одну секунду превращал преступление «темное» в преступление «светлое».
Из головы сержанта милиции Шумерова мигом испарились мысли о симпатичной девушке. Наружу рвался только один вопрос.
Сколько денег ему, сержанту Шумерову, может дать человек, указанный в документе, за то, что он передаст ему этот документ?
Судя по фамилии и содержанию листка, он даст сержанту Шумерову много денег.
Сержант взял в руку листок и подошел к копировательному аппарату. Поскорей бы тот нагрелся, мать его!..
Ш-ш-ш. Ш-ш-ш.
Вот она, еще теплая копия.
Дело – в сейф, ключ – в скважину, второй – на место, в шкаф, на гвоздь под номером «24».
Копия еще не остыла и приятно грела тело под рубашкой.
– Откуда я знаю, сколько времени мне нужно? – удивился Макаров, исключив в вопросе излишнюю эмоциональность.
Исключив – потому что он стоял в кабинете начальника ГУВД перед его хозяином. Саша знал, что придет срок и этот момент настанет. Он больше расстраивался не из-за того, что Смыслов «драл» его за каждое раскрытие, над которым работал начальник «убойного отдела», а из-за бессмысленности этих вызовов к себе. От таких накачек не менялось ничего, лишь добавлялось нервозности в работе. Смыслов ничего не предлагал и не советовал. Он задавал риторические вопросы и требовал дать на них четкие ответы.
Его вопрос сейчас: «Сколько вам нужно времени, чтобы вы задержали маньяка?» по своему образу, подобию, а также смысловому содержанию был абсолютно адекватен вопросу: «Когда Жириновский выступит в Думе с инициативой принятия закона о запрещении месячных у женщин РФ?».
– Вы отвечаете, как постовой милиционер! – Смыслов бросил очки на стол. – А меня Москва долбит: когда? когда? когда? Мне что, тоже так отвечать – «откуда я знаю»?!
– Товарищ генерал-майор, Москве станет легче, если я скажу – месяц?
– Ме-е-ся-яц?!
– Я только предположение высказал…
– Ты знаешь, куда пойдешь работать со своими предположениями?! Опером в райотдел!
Дальше все шло по известному Макарову сценарию. Ему был гарантирован карьерный скачок с назначением на должность инспектора по делам несовершеннолетних или опера по борьбе с угонами автотранспорта. У Смыслова, очевидно, именно эти должности являлись показателем того, как низко может пасть сотрудник милиции. Сначала Александр думал, что в молодые милицейские годы Смыслова кто-то из этих служб перешел ему дорогу. Каково же было удивление Макарова, когда он, будучи командированным во Владивосток, откуда и был назначен на должность начальника ГУВД Слянской области Смыслов, сидя за стаканом с местными операми, узнал, что в молодости Смыслов был и инспектором ИДН, и опером по угонам. Таким образом, генерал подчеркивал, что восстал, как птица Феникс, из пепла, а если проще – вылез из грязи в князи. Макарова сия чаша миновала. Он работал в уголовном розыске на линии раскрытия общеуголовных преступлений, а потом – на линии «тяжких». Смыслов хотел кинуть ложку дегтя в бочку меда Макарова. Мол, не забывай, кем ты можешь стать, ежели я сменю милость на гнев.
Спор с генералом ГУВД приравнивался по смыслу к рубке топором бронзового памятника, поэтому, когда начальник опять «отправлял» его на новые должности, Макаров лишь молчал и рассматривал узор ковра под ногами. По его подсчетам, «распятие» должно было закончиться через несколько секунд вопросом:
– Когда я увижу реальные результаты?
И ответом Макарова:
– Полагаю, на следующей неделе доложу вам о результатах.
И хотя более неопределенный ответ придумать невозможно, Смыслов успокаивался и поднимал со стола брошенные в начале разговора очки.
