Вишон говорила о первом и заявляла, что подельник Феликса несколько лет прожил на юге Франции. Говорила о втором, но не упомянула об акценте, пока ее об этом не спросил следователь. «Акцент? – перевел Дюбуи. – Какой акцент? Не было акцента». Молчала и о трудовой деятельности своего внезапного возлюбленного, пока ее снова не расспросил Кряжин. «Он бизнесмен», – сказал Дюбуи, выслушав даму своего сердца со стиснутыми зубами.
Казалось бы, удивляться нечего: преступление, зародившееся как уголовное особой социальной опасности, почти переросло в политическое благодаря быстрому признанию Кайнакова. В политической подоплеке сомневаться не приходилось. Шантаж, да еще представителя Европейского суда, да еще с требованием вынесения заведомо неправосудного решения, – это и есть преступление политического характера. Пусть большинство членов Коллегии примут его по незнанию, но Трошникову не отделаться одним личным участием. Ему нужна поддержка в лице нескольких членов Коллегии, а в этом случае речь идет уже о случившемся факте влияния преступного сообщества на деятельность международного правосудия.
Если учесть, что при совершении преступлений политического характера организатор редко выступает в роли исполнителя – на то она и политика, чтобы играть роль Дуремара в одеждах Пиноккио, – то необходимо участие в деле еще одного человека. На этот раз – с весьма серьезным положением и возможностями. Операцией по похищению сына Кайнакова руководит человек, прекрасно разбирающийся в структуре Европейского суда и психологии его членов.
И сейчас Кряжин понимал, что в «Красной Пресне» находится всего лишь уголовник, жертва игр серьезных людей. Его не убрали, как Ремизова, только по той причине, что вряд ли он сможет что-то рассказать. Уровень его информированности сводится к тому, что уже и так знает следователь: преступление делают серьезные люди, и не исключено, что из государственных структур.
Ту же мысль сейчас высказал и Саланцев. Но он опер, а не следователь. Ему обвинительное заключение с упоминанием роли и вины каждого не писать и дело в суд не направлять. Он имеет право выдавать любые версии, даже без достаточных на то оснований. Он сыщик.
– Ты сделал то, о чем я просил?
– Вы старую деятельность Кайнакова и Устимцева имеете в виду? – уточнил Саланцев. – Я работаю над этим. Сидельников изучает материалы по их участию в криминале, я тереблю бумажки по трудовой деятельности с момента расцвета кооперативной торговли. Пока ничего занимательного.
Кряжин посмотрел на часы, и сделал это не случайно – стекла на окнах стали принимать фиолетовый оттенок. Половина пятого утра. Еще один день придется начинать так, словно не заканчивался предыдущий.
Саланцев между тем что-то говорил, и Кряжин, отведя взгляд от окна, поймал своим вниманием лишь последние слова его фразы.
– Что – «русской мафии»?.. – переспросил он.
– Я говорю, что вчера днем Сидельников принес мне из УБОП материалы по зарегистрированным на территории Франции организованным преступным группировкам, где руководителями и активными участниками являются, по выражению тамошней полиции, «представители русской мафии».
«Молодец парень», – удивился предприимчивости сыщика Кряжин.
– И что?
– Какое место для плесени самое благодатное? – спросил Саланцев и тут же ответил: – Сырое и теплое. Во Франции есть одно такое – Лазурный Берег. Именно там плесень, особенно криминальная, живет, множится и пышет здоровьем.
Южное побережье Франции, захватывающее расстояние от Монте-Карло в княжестве Монако, а также Ниццу, Фрежюс и Сен-Тропез. Именно здесь можно забыть о холоде красноярских лагерей, нежась под лучами вечного лета. Смеясь, сравнивать клубы дыма из выхлопных труб на Гран-при «Формулы-1» с клубами пара изо рта на пересылках из Салехарда в Магадан. И верить, что жизнь длинная, а половина ее все еще не прожита.
Город Ницца. Один из самых впечатляющих французских городов. Здесь когда-то часто отдыхал сам Бонапарт, восстанавливая силы между Аустерлицем и Бородино. По его улицам медленной походкой ходил Бунин. Теперь ходит братва.
Справедливости ради нужно заметить, что братвою она здесь не именуется, ибо само понятие «братва» в дословном переводе означает для французов «братья», а братьев различного толка в столице красоты не чествуют. Белые братья, Братья во крови, Братья Христа… Они здесь все на учете, а русский скорее станет пилигримом нежели на какой-то учет.
Пребывающие сюда толстопузые «россияне» с цепями и красивыми бабами на шеях вдоволь настоялись на всяких учетах: сначала в детских комнатах милиции, потом на воинском, а вскоре, по освобождению, и на административном. Из всех видов регистрации для расплодившихся русских в Ницце естественны лишь купчие на дома и полученные водительские удостоверения.
Но большинство из них не знает, что их имена фигурируют еще в одних списках. Постарались все те же родные «мусора» с Петровок да с Литейного, не оставляющие своих подопечных без опеки нигде, даже на Лазурном Берегу. А потому в документах местной полиции и в картотеках Интерпола прижившиеся на юге Франции господа из далекой России значатся как «организаторы и участники преступных сообществ», по большей части – международных. Борьба с ними ведется беспощадная, однако для того, чтобы беспощадно бороться, нужно знать, за что этого «мастера международного класса» ухватить. Знают власти, что пришельцы воруют. Знают, что отмывают деньги, уверены, что трясут народонаселение Великой Франции не хуже «Черкизовского» рынка! Иначе как, не работая, приобретать в собственность машины, дома, яхты и еще являться при этом кредиторами для многих коммерческих структур южного побережья. Однако за что ухватить?
Среди расплодившихся на побережье группировок есть одна, которая выделяется особой грамотностью при разрешении сложных противоречий между бизнесменами – уроженцами Франции. Дела эта группировка проводит быстро, без последующих рекламаций со стороны проигравшей стороны и всегда во внесудебном порядке. Несколько раз из города пропадали бизнесмены. Потом находились. Не все, правда. И после некоторых юридических сделок, связанных с отчуждением своего имущества, продолжали жить, как прежде. Правда, уже без имущества. Но разве имущество на Лазурном Берегу главное?! Море, солнце, здоровье и… Жизнь.
Среди нескольких группировок, обведенных красным полицейским карандашом в списке представляющих особую опасность, значилась в бумагах Саланцева одна, где руководителем и идейным вдохновителем был некто Немиров. Вполне русская фамилия – Немиров. Немиров Олег. Отчество французы почему-то не написали, хотя московский УБОП отчество этого человека знал очень хорошо: Матвеевич. Олег Матвеевич за свои неполные сорок лет жизни вырубил в красноярских лагерях столько кедров, что на этой делянке можно было без труда уместить ведущий металлургический комбинат страны. Пять лет назад это ему порядком приелось, захотелось чего-то нового, приятного, когда ложишься спать, где хочешь, а не куда уложат, и встаешь, когда просыпаешься, а не когда в квартиру ломятся по наводке озверевшие менты.
Немиров уложил в сумку вещи – тапочки, майку, зубную щетку, сунул в карман билет на самолет до Парижа, а в другой – двести франков, и улетел. Это было в одна тысяча девятьсот девяносто девятом году, двенадцатого апреля.
Уже через два дня Немиров был задержан парижской полицией за то, что у пятого дома по улице Рю Бонапарте в восемь часов вечера избил до полусмерти четверых латиноамериканцев. Выяснили, разобрались и отпустили: самозащита. Латиносы из местной преступной группировки хотели отобрать у русского эмигранта сумку с майкой, тот не отдал. В Европе имущество – второе по святости после Конституции. На всякий случай сделали запрос в Россию через местное отделение Интерпола. Полученный факс читали и сворачивали в свиток полчаса всей жандармерией участка. «С новым русским вас!» – сказал комиссар полиции и велел взять Олега под контроль. Тот из-под него вышел в тот же день и через трое суток встал под контроль уже в Ницце у другого комиссара полиции. А вскоре и у самого префекта.
Вскоре Немиров понял, что на свете есть много способов лихого заработка, и приступил к организационной работе. Купил пиджак, лакированные туфли, стал посещать курсы углубленного изучения французского языка и организовал частное охранное предприятие, коих на Лазурном Берегу больше, нежели клиентов. Несведущие в русском бизнесе конкуренты смеялись, видя стайку лысых неграмотных русских,
