— Точно не знаю. Но я помню, что семья болезненно воспринимала весь этот ажиотаж в прессе. — Она заигрывающе улыбнулась ему. — Они могли уехать за границу, скрываясь от прессы.
— Теперь понимаю, почему я не нашел ни единого упоминания о Соне, — сказал Гарри. — Если она умерла за границей, то это, скорее всего, не было зарегистрировано в нашей стране.
— Да. — Роз помолчала мгновение, а затем сказала: — Я думаю, искать больше нечего.
— Да, — произнес Гарри медленно. — Похоже, что так.
— Ах, как жаль. — Улыбка была уже наготове. — Еще кофе, Гарри? И может быть, стаканчик бренди?
— Большое спасибо, но я, пожалуй, откажусь, — сказал Гарри. — Вы очень мне помогли, и я бесконечно вам благодарен. Но уже очень поздно, а мне завтра рано вставать; я думаю, что лучше пожелать вам спокойной ночи. Это был прекрасный вечер.
Каким-то образом он выбрался из удушливой комнаты и, не помня себя, оказался на узкой тропинке, по краям которой тесно росли кусты, нашел дорогу на улицу и увидел в самом конце ее свет станции метро.
Он уже сомневался, что игра стоила свеч.
Роз совсем не расстроилась из-за того, что ей не удалось затащить Гарри Фитцглена в постель. Она была даже рада, потому что не находила в этом ничего приятного. Но сегодня она готова была пойти на это в надежде, что так она сможет стать ближе к Гарри и получить возможность следить за его поисками…
Важно было другое: Гарри поверил фактам, изложенным в газетной вырезке, которую пришлось так долго искать, — вырезке, найденной в одном из дальних ящиков, а потом искусно ксерокопированной таким образом, что это сделало ее похожей на выписку из больничных документов.
Этот результат оправдывал затраты на ужин — целый кусок молодой баранины и свежие овощи. Овощи были недороги, но на их приготовление ушла уйма времени.
— Свежий горошек? — спросила одна из медсестер в обеденный перерыв, увидев покупки Роз, сложенные в ее индивидуальном шкафчике. — О боже, я не думала, что кто-то еще покупает свежий горошек. В моей семье всегда едят замороженный. Гораздо быстрее и проще.
Но Роз не поленилась полущить горох, очистить и нарезать морковь. Она приготовила соус из свежих листьев мяты, сорвав их со специальной грядки своего маленького огорода под кухонным окном и старательно накрошив их. Фрукты для десерта были из ее собственного морозильника; Роз и ее тетя всегда выращивали свои яблоки и замораживали их осенью. Она использовала целую упаковку яблок для приготовления десерта. (А еще по пути домой она купила презервативы в большой аптеке, где ее никто не знал, и очень быстро спрятала их. В последнее время она уже гораздо меньше стеснялась, когда покупала их: после Джо Андерсона у нее было несколько мужчин. Хотя ни одного серьезного увлечения. Гораздо лучше быть одной.)
Когда Гарри ушел, она почувствовала себя лучше. Она была абсолютно уверена, что поставила крест на дальнейших раскопках прошлого для статьи, и теперь просто радовалась, что спустя столько лет она нашла Мелиссу Андерсон — по крайней мере, она нашла дочку этой сучки!
Она снова могла строить планы.
Гарри включил электрический камин и опустился в свое любимое кресло в гостиной.
Итак, Соня, неуловимый близнец, была мертва, и искать больше нечего. Несмотря на то, что он с самого начала не хотел писать эту статью, теперь он испытывал чувство потери. Маркович намекал на то, что эта история окутана тайной — люди умирали, и люди исчезали, — и Гарри был заинтригован. Но разгадка нашлась быстро — близнецов увезли за границу, подальше от докучливой прессы, а потом Соня умерла. Скорее всего, Мелисса осталась за границей и до сих пор жила там. Никакой тайны.
Он был рад, что проблема была решена благодаря Рози, но чем больше он думал о ней, тем больше она ему не нравилась. Даже имя было фальшивым. Роз. Вполне привлекательная, снова вошедшая в моду эта уменьшительно-ласкательная форма совсем ей не подходила, как если бы возлюбленная какого-нибудь солдата сороковых годов надела мини-юбку. Она решительно положила на него глаз, хотя он думал, что вышел из ситуации достаточно тактично. Дьявол, в дополнение ко всему прочему зовите меня с сегодняшнего дня Сердцеедом. Последним великим любовником. «Да уж, точно», — цинично произнес внутренний голос.
Уж кто действительно был сердцеедом, так это Филип Флери. Гарри легко мог вообразить себе, что страсть, которую он испытывал к литературному творчеству, сопровождала его и в других занятиях. Должно быть, женщины, с которыми сталкивала его судьба, были счастливы. А может, и нет. Наверное, каждая женщина реагировала по-своему.
Гарри прочитал уже третью часть книги Флоя, и в нем крепло убеждение, что вся история — не плод воображения автора или результат его изучения общественных пороков, но результат его собственного опыта. Возможно ли, что Флой знал этого ребенка, эту Тэнси, и лишь рассказывал миру ее историю?
Он не мог понять, почему мысль об этом так завладела им, разве что это вытекало из убедительности рассказа Флоя. Он пишет так, как будто ему самому это далеко небезразлично, думал Гарри. Но может быть, ему и в самом деле было небезразлично. Быть может, Флой знал — или узнал — о жизни в работных и детских домах и о детской проституции. История Тэнси могла быть частью этого знания.
А как же посвящение на титульном листе? — спрашивал голос рассудка. «Ш.» и «Виола и Соррел»? Кто они? «Ш.» мог бы быть и мужчина: коллега, сын или отец. А Виола и Соррел могли быть женой и дочерью или сестрами Флоя. Так просто. Но я хочу узнать, кто был прототипом Тэнси.
Тэнси выросла в ненависти к миру, что было не удивительно, если вспомнить, в каком мире она жила. Но она считала, что заслужила все, что произошло с ней за ее короткую жизнь.
Дети ходили в церковь по воскресеньям и на занятия по чтению Библии в воскресные дни после обеда, и всех их учили — они вызубрили это наизусть, — что путь грешников усеян камнями и что те, кто грешат, — враги самим себе. Тэнси слышала это, так же как и другие, но она не была уверена, что полностью понимала, так что для себя она свела все к тому, что если ты что-то сделаешь плохое, то будешь наказан. Она думала, что иногда была довольно плохой. Она думала, что несколько раз шла неверным путем — учитель Закона Божьего назвал это вратами слоновой кости. «Никогда не иди чрез врата слоновой кости, — сказал учитель. — Они выглядят такими приятными, милыми и хорошими, но когда ты пересечешь эти врата, ты встанешь на путь горечи и попадешь в сеть беззакония; а теперь обратимся к Новому Завету и прочтем, как Иисус исцелил одержимого».
Но если Тэнси не поняла того, что грешники — враги себе и о пути горечи, то она хорошо понимала, что такое бордель — это дома в городах, куда мужчины приходят и ложатся в кровать с маленькими девочками, чтобы делать с девочками то, от чего получаются дети. Она думала, что люди-свиньи, должно быть, прячутся и подкарауливают девочек, которые проходят через врата слоновой кости; легко представить себе их, так и поджидающих на другой стороне, готовых вцепиться в того, кто оказался на этом пути.
Но однажды она нашла убежище, тайный уголок, где можно прятаться, когда приходят люди-свиньи, и она научилась исчезать, тихо и быстро, и обманывать надзирателей с хлыстами и толстую жену церковного сторожа с крысиными глазками. Это было необходимо, потому что жена церковного сторожа и сам сторож знали все о людях-свиньях и на все закрывали глаза, потому что люди-свиньи в обмен на детей давали деньги.
И ночами, когда на небе появлялся тонкий серп луны, Тэнси складывала подушку под одеялом таким образом, чтобы это было похоже на спящего человека, и ускользала, пока общие спальни не запирались на ночь. Было легко, спрятавшись в тени, дождаться, пока все заснут, и затем украдкой пробраться через темные пролеты и по каменным ступеням зайти в длинную страшную комнату под землей.
Тэнси ненавидела эту комнату, где поселился дух человеческого горя и безысходности. В конце длинной комнаты была железная решетка, а за ней клетки, и кто-то из детей сказал, что туда тебя посадят, если ты сойдешь с ума или сделаешь что-нибудь очень плохое. Тебя бросят в клетку и оставят там на долгие часы или даже на долгие дни. Тэнси знала, что это правда, поскольку она чувствовала боль и несчастье всех людей, которым приходилось сидеть в клетке. Рассказывали, что кто-то умер от голода
