только постоянный звон. По-видимому грохот разорвал мне барабанную перепонку. Перестрелка в упор продолжалась не дольше минуты, и победа осталась за нами.
Двое выживших горцев ускакали прочь. Казаки сразу переловили лошадей, стащили с седел трупы. Одного станичника, как только он взобрался в седло, убило выстрелом со двора. Не теряя времени господин капитан вскочил на неприятельскую лошадь и остальные последовали его примеру. Пешими остались двое драгун и я. Тем временем часть врагов ворвалась в брошенный дом. Вместе с воинами, оставшимися у ворот, они открыли по нам яростную стрельбу. Пригибаясь к шеям лошадей, под градом пуль казаки помчались в сторону горной тропы, ведшей к ущелью, но не всем удалось достичь горы. Почти сразу же подле меня упал замертво один из пеших драгун. Второй, чья лошадь заартачилась, потерял драгоценные секунды на ее усмирение и получил пулю в бок. Он свалился с седла. Его пеший товарищ поймал кобылу за уздечку и крикнул мне 'Садитесь, ваше благородие!' Не теряя времени, я вскочил в седло и помчался вслед за удаляющимся капитаном и казаками. Отважный солдат ухватился за стремя и побежал рядом, но вскоре мой спаситель был убит.
Впереди неслись казаки и капитан. Минут через пять после начала нашего бегства мы оказались на тропе. Она вела наверх горы, по другую сторону которой начиналось ущелье. С галопа мы перешли на шаг. Я посмотрел назад и увидел, что погони нет. Горцы ограничились стрельбой вдогонку. Расстояние между нами превышало тысячу шагов, и вражеские пули не попадали в цель.
Я поравнялся с господином капитаном. Дуков был мертвенно бледен и без пенсне. Я спросил, как он себя чувствует. Капитан прищурился на меня, словно не узнавая. Позади нас со стороны крепости муллы прогремел пушечный выстрел. Мгновение и в сером небе над нашими головами вспухло облачко шрапнели. Моя лошадь присела на задние ноги и стала заваливаться на бок: в нее попали несколько шрапнельных пуль. Я не успел соскочить и упал вместе с несчастным животным. В то же мгновение неподалеку разорвался второй снаряд.
Когда я выбрался из-под лошади, оказалось, что капитан убит. Еще одному казаку раздробило бедро. Бедняга, как он кричал! Я подошел к Дукову. За спиной грохнул револьверный выстрел, и крики раненого прекратились: казак добил станичника по его просьбе. Я взял у мертвого командира сумку и воспользовавшись лошадью погибшего, присоединился к уцелевшим товарищам.
Вскоре нам удалось выйти из-под огня и поднявшись наверх горы, спуститься в ущелье. Мы не щадили лошадей и к вечеру достигли места, где узкий проход выходил в долину. Еще на подъезде к ней мы услышали яростную стрельбу: у лагеря, где оставался Еремеев с казаками, шел бой. Надежда на спасение мгновенно угасла, но наше время погибнуть еще не настало.
Из-за наступившей темноты нам удалось попасть в долину незамеченными. Мы продвигались вперед, не приближаясь к месту, где гремели выстрелы. Ведь шесть винтовок не могли изменить трагического положения окруженных товарищей. Удар с тыла по патанам не спас бы Еремеева, но погубил бы и наши жизни. Да и вскоре, буквально через десять минут стрельба прекратилась. Установившаяся тишина яснее ясного показала, что лагерь захвачен и все погибли. Понукая измученных скачкой лошадей, мы постарались, как можно быстрее, пересечь долину.
За ночь мы проехали ее до конца и начали подъем в горы. Одна за другой пали загнанные лошади. Пришлось идти пешком: утро и день, пока вечером не свалились от усталости замертво. Если бы в то мгновение появились преследователи, то у нас не хватило бы сил даже покончить с собой. Никогда так не уставал. Думал, что усну и не проснусь: умру во сне.
Но человеческое существо выносливее любого животного. Прижимаясь друг к другу, мы проспали до утра. Проснулись с большим трудом, едва не замерзнув насмерть так как костер мы не жгли из-за страха, а наши бурки стали добычей горцев. Кроме оружия и небольшого количества патронов, одежды, у нас с собой ничего нет. Нет воды, нет провианта.
Я проснулся одним из первых и все время думаю, как спасти своих людей. Казаки почти не разговаривают друг с другом и на мои вопросы отвечают односложно. Вынужден признать, что настроение в отряде хуже некуда. Надежда спастись пешком от преследователей равна нулю. Думаю этим днем погоня настигнет нас и тогда придется либо подороже продать наши жизни, или сдаться. У меня есть маленькая надежда, что в случае плена удастся выторговать жизнь своим людям в обмен на спрятанное капитаном золото. Конечно, если патаны не нашли деньги сами, но это маловероятно, так как двое драгун, прятавшие золото, были с нами в гостевом доме муллы и геройски погибли. Разве что в плен попали Понятовский, или Еремеев.
Кстати, просматривая бумаги из капитанской сумки, обнаружил среди них кроки долины с нанесенным крестиком — значком обозначавшим тайник. Рядом проставлены географическая широта и долгота. Запомнить их не составило труда. Потом я сжег бумаги так как хорошо помню место, поэтому положусь на память.
Светает. Пора продолжить наше бегство.'
'14 июля 1883 года
Наконец-то Господь сжалился над нами и послал надежду на спасение!
Позавчера мы продолжили путь пешком, но через несколько часов все устали, и мы забились в расщелину передохнуть. Всеми продолжало владеть мрачное настроение. Голод и жажда измучили наши тела. Даже плен представлялся не таким уж страшным в сравнении с нынешним положением.
Неожиданно донесшийся с дороги звон колокольчиков вырвал нас из оцепенения. Со стороны Афганистана приближался караван. Я и казаки выползли из укрытия и спрятались за валунами. Ждать пришлось недолго через несколько минут на тропе показались четверо всадников и десяток навьюченных ишаков. Мы переглянулись и я шепнул 'вперед'. Молча, с отчаянием погибающих казаки напали на сидевших верхом афганцев. Стрелять не стали. В ход пошли кинжалы, и через несколько минут все было кончено. Четверо убитых врагов и ни одной царапины на моих людях.
Мы проверили поклажу и собрали все, что могло пригодиться. Теплую одежду, еду и оружие. Остальное: ковры, ткани и медная посуда следом за трупами полетели в ущелье.
Верхом на захваченных лошадях и ослах мы возобновили наше бегство. Казаки повеселели: маленькая, но такая важная победа пробудила в них надежду. Может быть, теперь удастся оторваться от погони, которую за нами наверняка отправил коварный Абдурахман.
Я плохо помню дорогу, по которой шли из Афганистана, но надеюсь, мы не заблудимся в этих проклятых горах.'
Но это была не последняя запись канувшего в лету поручика. Имелась еще короткая приписка, сообщавшая географические координаты спрятанного в ущелье золота. То ли Бек решил, что память может подвести, то ли ему пришлось доверить информацию о тайнике вместе с дневником кому-то из своих людей. Как бы то ни было, но пожелтевшие страницы неожиданно поведали Юсуфу не только о трагической судьбе миссии в коварный Пуштунистан, но и тайну местонахождения спрятанных соверенов.
Закончив читать, не закрывая книги, Юсуф надолго задумался. Скорее всего покойный Бек так и не добрался до границ империи, но записки благополучно пережили человека, который их вел. Почти пятьдесят лет кочевали из одних равнодушных рук в другие, пока не осели в доме покойного Рустама…
Он подумал, что, наверное, поручик так и остался лежать в горах со своими казаками. Почти невероятно, чтобы горстке беглецов посчастливилось добраться хотя бы в Кабул. Тогда почему же дневник лежал у старика в сундуке?
Тут были возможны несколько вариантов. Например, все сложилось невероятно удачно и кто-то из русских все-таки спасся и по крайней мере, попал в Кабул. Где и сгинул. От болезни, пули, или ножа.
Он попытался вспомнить, что читал о мулле Абдурахмане. Британцы вполне справедливо писали о нем, как о злодее и бандите. Ссылались на его связи с русскими, но ничего конкретного. Теперь, после прочтения дневника все подтвердилось. Впрочем, какое это имеет сейчас значение? Еще со времен Виткевича и даже ранее за влияние на умы афганских правителей шла постоянная борьба. Англичане и русские обхаживали, как умели, эмиров, шейхов и беспрестанно плели интриги. Объявляли войны, хитростью и силой оружия возводили и свергали падишахов. Давали патанам оружие и золото…
Золото. Вот о чем стоило подумать! Сто сорок тысяч рублей в английских соверенах, десятки
