медленно зверея. – Лэндри, я – частное лицо. Мне не требуется ваше разрешение, и я не нуждаюсь в вашем одобрении. Если меня убьют, вы знаете, кого арестовывать. Я сделаю за вас вашу проклятую работу. В полиции округа вы прослывете героем – одним махом и от меня отделались, и убийцу поймали.
– Позволять вам идти на верную смерть – не моя работа! – заорал он.
– Поверьте мне, если я сама до сих пор не сделала этой «работы», то не собираюсь позволять какому-то Ван Зандту сделать ее за меня!
Мы стояли почти нос к носу, и тонкая прослойка воздуха между нами гудела и потрескивала от напряжения. Возможно, Лэндри считал в уме до десяти. И, наверное, только это и удерживало его от того, чтобы задушить меня голыми руками. Уж не знаю, о чем он думал. А я думала, что стою к нему слишком, слишком близко.
– Лэндри, я тоже была хорошим полицейским, – тихо произнесла я. – Знаю, обо мне все помнят другое, но я была хороша. Дураком будете, если не воспользуетесь.
Прошла еще целая вечность. Мы стояли, пялясь друг на друга, как два рассерженных дикобраза – все колючки на изготовку. Первым моргнул и сделал шаг назад Лэндри. Наверно, я должна была бы гордиться, но посетившее меня чувство больше напоминало разочарование.
– Ван Зандт хочет произвести на меня впечатление, – сказала я. Потом вернулась в гардеробную и нашла там маленькую сумочку, чтобы положить диктофон. – Хочет показать себя во всей красе, но рот у него больше мозга. Я могу раскрутить его на то, чего он говорить не должен. И разговор запишу. А после позвоню вам.
– После чего? – многозначительно спросил он.
– После кофе, – ответила я. – Намек на торговлю собой поняла. Рада, что вы обо мне столь высокого мнения.
– А я рад, что вы понимаете намеки, – буркнул он. – Только, к сожалению, не все. Но это мы сейчас исправим.
Лэндри достал из кармана мобильный телефон, набрал номер и, покуда на другом конце не ответили, не спускал с меня глаз. Я понимала, что он делает. И мне очень хотелось попросить его перестать, пусть раньше я и храбрилась, будто мне все равно. Нет, я не поддамся. И так уже чуть до мольбы не опустилась.
– Вайс? Лэндри. Ван Зандт в «Игроках». Доставьте его ко мне в кабинет. – Не отрывая от меня взгляда, он убрал телефон в карман. – Спасибо за совет.
Мне хотелось послать его подальше, но я не доверяла собственному голосу. Ощущение было такое, будто в горле застрял раскаленный камень. Я предпочла бы вообще ничего не чувствовать, ни о чем не заботиться, просто перемогаться день за днем. Когда нет ни надежд, ни стремлений, ни цели, разочаровываться не в чем, и больно не бывает.
Лэндри повернулся и вышел, забрав с собой предоставленную мною информацию, мои планы на вечер и мою надежду хоть немного отдохнуть от этого кошмара. Я чувствовала себя круглой дурой. Я-то думала, он приходил, чтобы принять меня в дело, а он хотел лишь очистить совесть. Расследование вел он. Единолично.
Я расхаживала по дому, стараясь справиться с разгулявшимися эмоциями. Необходимо было что-то сделать. Придумать новый план. Только не сидеть дома, сражаясь со своими переживаниями, когда даже нечего почитать, лежа в ванне.
Мысль постепенно начинала приобретать форму. Не успела она выйти из зачаточного состояния, как я переоделась и выскочила за дверь.
Насколько проще была бы жизнь, пойди я в адвокаты…
25
Лоринда Карлтон проживала в Уэллингтоне, на Сэг-Харбор-корт. Если только Ван Зандт не раскололся на допросе у Лэндри, выписывать ордер на обыск дома рано. Однако, если Ван Зандт все же замешан в похищении Эрин или убийстве Джилл и сохранил какие-нибудь мелочи на память, есть большая вероятность, что он избавится от них, как только доберется до своей городской квартиры.
Я поставила машину на гостевой стоянке в конце квартала, где находился дом Карлтон. В половине окон квартала горел свет, но на улице не было ни души. Никаких тебе приветливых соседей, сидящих на крылечках субботним вечером. Из-за специфики Уэллингтона и сезона зимних выставок съемные квартиры ежегодно меняют жильцов. Поэтому в жилых массивах Уэллингтона никто особой дружбы с соседями не водит.
Дом Лоринды Карлтон стоял в дальнем конце тупика. Ни одно окно в нем не светилось. Я посмотрела сквозь стекло входной двери, пытаясь разглядеть в темноте панель охранной сигнализации, но если она там и была, то вне моего крайне ограниченного поля зрения. А если сигнализация уличная и уже включилась, вернуться к машине будет непросто. Придется искать лазейки в живой изгороди, которой обнесен жилой комплекс, либо лезть через нее, надеясь, что никто не увидит, а потом снова делать огромный крюк вокруг дома, чтобы добраться до машины.
С таким приблизительным планом в уме я выудила из кармана куртки связку отмычек и занялась замком на входной двери. Любой случайный прохожий скорее заинтересуется темной фигурой, крадущейся по задворкам, чем бедолагой, возящимся в замке входной двери. Всегда можно пожать плечами и сказать, что приехала на выходные повидать старого приятеля Ван Зандта, а он бессовестно обо мне забыл.
Затаив дыхание, я ковыряла отмычкой в замке. Вскрывать замки в полицейской академии не учат. Меня учил один конюх, когда мне было одиннадцать лет. В свое время он отсидел три года по обвинению в квартирной краже со взломом. Выйдя, он поклялся в полном исправлении, но старые навыки сохранил и передал их мне, потому что я была чума и наказание, и он не знал, как еще от меня отвязаться.
Вскоре замок щелкнул. С колотящимся сердцем я открыла дверь и вошла. Панель сигнализации обнаружилась на стене сбоку. На ней мигал зеленый огонек. Значит, с охраны снято.
Вздохнув с облегчением, я занялась делом. Прежде всего включила лампу над столом в гостиной. Любые соседи, которые заметят свет в окне, просто предположат, что в доме находится тот, кто там живет, потому как зачем вору включать верхний свет?
В комнате было неприбрано, пахло псиной. Ковер некогда был белым, как и обитый кожзаменителем диван, грязный и потрескавшийся. Ван Зандту давно пора бы найти себе более состоятельных клиентов, готовых бесплатно пустить его на постой. Должно быть, в этой связи он подумывает о Шоне. Наверно, уже прикидывает, как попасть на следующий сезон в домик для гостей.
Я прошла через захламленную кухню, мельком заглянув по пути в шкафы и ящики. Обычный набор: разрозненная посуда, коробки с сухими завтраками, хозяйственное мыло. В холодильнике и морозилке не обнаружилось фрагментов расчлененного трупа. В сушильном барабане мирно покоилась горка чистого сухого, скомканного белья. Брюки, носки, трусы. Как будто он разделся и все подряд пошвырял в стиральную машину. Кроме рубашки. Интересно, почему.
В гостиной тоже ничего интересного не оказалось. Россыпь видеокассет в тумбе под телевизором. Должно быть, принадлежала Лоринде Карлтон. Фантастика и мелодрамы. Я не могла представить себе, чтобы Ван Зандт высидел до конца «Титаник», давясь слезами, когда Леонардо Ди Каприо в третий раз уходил под воду. А вот видеокамеры, что он приносил к Шону, не было и следа.
Я поднялась на второй этаж, где помещались спальни – одна маленькая, украшенная игрушечными собачками, и большая, со светлой мебелью. Здесь пахло одеколоном Ван Зандта. Кровать застелена, вещи аккуратно сложены в шкафу и комоде. Мог бы быть кому-нибудь хорошим мужем – если б не патологические проявления и женоненавистничество.
Видеокамера нашлась в платяном шкафу, внизу, за выстроенными в ряд ботинками. Я открыла кожаный футляр, просмотрела кассеты с именами лошадей на ярлыках. Ван Зандт снимал лошадей на видео, а затем копировал пленки для показа потенциальным покупателям. Я вставила в камеру выбранную наугад микрокассету, перемотала, нажала пуск. На просмотровом экранчике появился серый конь, выполняющий
