— Как насчет камней?
— Угловых?
— Просто камней. — Энджела говорила холодно, уклончиво.
— Уверен, мы что-нибудь найдем. — Теперь отец Тэггерт говорил тоном веселого подвыпившего дядюшки, который ищет по карманам четвертак на мороженое. — А если нет, я думаю, благословение на все случаи жизни где-нибудь да существует.
Присоединившись к ней у полок, он после минутных поисков извлек сине-лиловый томик с рельефным золоченым крестом и принялся листать страницы с алым обрезом.
Энджела напряженно думала, как поставить следующий вопрос. Выход был один: сказать прямо.
— А действует? Освящение, я хочу сказать.
Он осторожно закрыл книгу и моргнул.
— Опять-таки, смотря, кого спросить.
— А по-вашему? — настаивала Энджела, разозленная его уклончивыми ответами. — Что думаете вы?
Отец Тэггерт сдвинул брови.
— Я думаю, оно обладает определенной силой внушения, которой достаточно, чтобы заронить положительные идеи в умы тех, кто слушает, — осторожно сказал он.
— И все?
— Миссис Киттредж, это же всего-навсего слова.
— Но считается, что священники наделены силой, разве не так? — выкрикнула Энджела. — Которая заставляет эти слова действовать.
Отец Тэггерт отошел к столу и осторожно положил синевато-лиловый томик поверх одной из стопок книг.
— Ключи от королевства? — голос отца Тэггерта был негромким, спокойным, даже печальным. Вздох сожаления. — Я склонен думать о данной священнослужителю «силе» как о метафорическом понятии. Мы уполномочены будить в душе человеческой искру чистоты.
Энджела была потрясена мягкостью ответа.
— А как же чудеса? — спросила она.
— Миссис Киттредж, возникла и развивается целая новая наука, парапсихология…
— Значит, и в чудеса вы тоже не верите? — возбужденно перебила она.
— Мне хочется верить в их возможность.
— А в действенность освящения?
— Разумеется, и в это тоже.
Наконец-то, подумала Энджела. Наконец-то. Она стала смотреть за окно, в скучный садик.
— Если бы я принесла вам то, что нужно освятить, вы сумели бы сделать это? Освятили бы? Смогли бы?
— Если вы думаете, что это вам поможет. — Теперь тон священника был ласковым, примирительным.
— Да, — прошептала она. — О Господи, да.
Отец Тэггерт улыбнулся.
— Ваш предмет транспортабелен?
Энджела показала руками:
— Он вот такой.
Священник сдвинул брови, заглянув в стоящий на столе календарь.
— Скажем, завтра? В два тридцать?
— Здесь?
— За углом. В церкви Святой Марии.
— Я буду.
Отец Тэггерт проводил ее к выходу. По дороге Энджела присмотрелась к фотографиям на стене повнимательнее. Один снимок приковал к себе ее взгляд. Отец Тэггерт, молодой, голый до пояса, в темных лосинах. Он размахивал медными тарелками и улыбался. На заднем плане юнцы в джинсах несли электрогитары.
За плечом Энджелы раздался голос священника, в котором звучала горделивая нотка:
— Моя первая рок-месса. Шестьдесят третий год. Знаете, там был Джек Кеннеди.
Энджела ехала обедать с Черил и всю дорогу до условленного места старалась прогнать опустошавшее душу неверие и ощутить радость от того, что их спасение так близко.
Шон тоже был занят. За то время, что Энджела отсутствовала, он многое успел. В эту минуту он стоял, заглядывая Холлэндеру через плечо, и наблюдал, как пишущая машинка директора печатает маленькими, аккуратными, похожими на типографский шрифт, буковками: «Культовое изображение в форме головы. Кашель, графство Типперери. Около 300 г. до н.э. Пожертвование мистера и миссис Шон Киттредж».
Мысли Шона, бурля, кружили на одном месте. Память жгла картина: спальня. Энджела, не гася света, застыла в кресле, ни на секунду не отрывая глаз от треклятого камня. Шон не спал, сколько мог, но в конце концов его объял сон. Проснувшись около девяти утра, он не обнаружил ни жены, ни камня. По горевшей на телефоне у кровати лампочке Шон понял, что Энджела звонит из кабинета, и поборол искушение подслушать. Когда она вернулась в спальню, Шон увидел, что она уже одета. Энджела сообщила, что звонила Черил. И что уходит. Куда, она не сказала — сказала только, что, вероятно, не успеет после обеда на телевидение. Пусть Шон позвонит ей и скажет, как прошла встреча и как реагировали телевизионщики — к тому времени она, наверное, уже будет дома. Шон попытался ее урезонить. Просмотр был решающим. Энджела должна была на нем присутствовать. Фильм в такой же степени ее, как и его. Ее отсутствие заметят. Но Энджела упрямо отказывалась спорить — она просто сказала «Пока» и ушла.
Он вздохнул и переступил с ноги на ногу. Холлэндер отодвинул стул от машинки и теперь заносил в гроссбух дату поступления экспоната.
Шон знал, что Энджела всегда была натурой беспокойной. Все те годы, что они провели вместе. Вот почему он никогда полностью не поверял ей свои страхи. Она не справилась бы с ними — не сумела бы справиться. Ей и своих хватало с лихвой. До сих пор они никогда не выводили Энджелу из строя, не уводили за ту грань, куда не было доступа разумным доводам.
Но теперь дело приняло совершенно иной оборот.
Когда прошлой ночью Шон попытался разумно поговорить с женой, она даже не услышала его. Но с другой стороны, как можно разумно говорить о чем-то столь абсурдном? Однако смысл был более чем ясен. Существовали две возможности, обе не слишком утешительные. Возможно, Энджела стала жертвой какой- то шутки; не исключено, что кто-то из соседей видел, как она бросила камень в водохранилище и впоследствии выудил его. Такая вот возможность. Очень отдаленная.
Существовала и другая, более похожая на правду и более тревожная: виновна сама Энджела. В конце концов, сам Шон не видел, чтобы Энджела бросила камень в воду, как потом заявила. Но по реакции жены было совершенно ясно, что она не ведет некую сложную игру. Во всяком случае, сознательно.
И Шон понял, что самое время протянуть руку помощи.
Когда Энджела уехала, он позвонил Маккею. Потом забрал камень с полки, где Энджела оставила его перед уходом.
— Мистер Киттредж? — Холлэндер протягивал Шону шариковую ручку. — Вот здесь требуется ваша подпись. Прошу.
Шон нацарапал в указанном месте свою добросовестно неразборчивую подпись. Тогда директор протянул ему квитанцию с тем же текстом, что и на напечатанной им этикетке.
— Видите ли, это лишь условное описание. Просто для регистрации. Экспонат может оказаться намного древнее, — извинился Холлэндер прежним холодным тоном.
Шон закивал, внимательно прочитывая бумажку. Он сложил ее и сунул в самое маленькое отделение бумажника.
Холлэндер с Маккеем молча наблюдали за ним в ожидании ответного шага. Шон подошел к желтому дубовому столу и вынул из открытого дипломата каменную голову. Он задумчиво и печально взвесил ее на
