– Непросто. Но альтернатива нисколько не лучше. – Она наклонилась через стол и поцеловала его в щеку. – Поэтому я все еще здесь. И останусь, потому что ничего другого не хочу.
– В таком случае мне крупно повезло.
– Ты абсолютно прав, – согласилась Эмили. – Как Лео? Вернется на работу?
Накануне Коста просидел весь вечер в больнице. Фальконе выздоравливал, и это радовало, но он изменился, и изменились отношения.
– Идет на поправку. Думаю, в конце концов Лео вернется в квестуру. – Ник положил на стол виноградную гроздь. – Раньше, чем скиснет наше вино. Мы оба туда вернемся.
– Оба?
Она подалась вперед в ожидании продолжения. Новость была хорошая. По крайней мере себя он в этом убедил.
– Я получил небольшое назначение.
– Куда? – тут же спросила она.
– Здесь, в Риме. Оно связано с разъездами, но тебе, думаю, понравится.
– Ник…
Они с Дзеккини подробно все обсудили за обедом, засидевшись в дорогом ресторане вдали от орд туристов. Предложение было неожиданное, но государственная полиция и карабинеры должны время от времени поддерживать связь. В каком-то смысле оно стало наградой. Заслуженной наградой.
– Люди Дзеккини подобрали-таки ключик к тем файлам, что ты им передала. Расшифровали чуть ли не с первой попытки.
– Невозможно.
– Они нашли пароль. Почти полностью совпадал с номером телефона в прежних апартаментах Мэсситера в Венеции. Похоже…
– Похоже, в карабинеры идут смышленые парни. И что в тех файлах?
– Имена. Банковские счета. Маршруты. Отправления. Документы на груз. Все. Так что через неделю будем читать в газетах. За последние годы это крупнейший прорыв.
Она рассмеялась:
– Хьюго с самого начала показался мне немного неряшливым в делах. Чувствовал себя неуязвимым. Считал, что они никогда не посмеют его тронуть.
– Они и не трогали. Всего лишь взломали замок. Без тебя…
– В таком случае… – Эмили с грустью посмотрела на сад с разросшимися сорняками и неухоженными грядками. – В таком случае можно было бы сказать, что оно того стоило. Но нет, не стоило.
Коста посмотрел на нее. Кивнул. Пусть знает, что и он думает так же. В Венеции он кое-чему научился. Всему есть цена, как есть и предел тому, что ты готов заплатить сам или можешь позволить сделать это другому.
– Нет, не стоило. Знаешь, весной в Риме откроется большая художественная выставка. Самая крупная за несколько лет. Дзеккини предложил поработать охранником. Вроде как в награду. Я уже сейчас дрожу от нетерпения. Из Лондона привезут Караваджо. «Мальчик, укушенный ящерицей». Мне придется позаботиться о картине. Доставить сюда и присмотреть, чтобы с ней ничего не случилось. И не только Караваджо, но и многое другое. Ты была в Лондоне. Ты ее видела?
– Чудная вещь! – Лицо Эмили как будто вспыхнуло восторгом. – Мальчик, совсем еще юный и совершенно невинный, с цветком в волосах, в типичном для Караваджо духе. Он тянется к вазе с фруктами. Внезапно оттуда выпрыгивает ящерица и кусает его за палец. Сильно. На лице шок, боль и обида – он-то ведь настроился полакомиться. Своего рода аллегория о боли, настигающей тебя в тот самый миг, когда ты ожидаешь противоположного – удовольствия. Ты разве ее не видел?
В последнее время жизнь не оставляла места для живописи, и теперь Ник понял, как многого ему недоставало.
– Разложи вещи и можешь помочь мне, – объявила Эмили, поднимаясь. – Караваджо или кто еще, но выбросить виноград я никому не позволю.
Ник уже знал, что будет считать дни, пока не увидит картину вблизи, вживую, прекрасную, как и в день ее завершения. И вместе с Эмили.
– Каждого иногда кусает ящерица. Важно то, что случается потом.
Глава 5
– Зачем тебе это надо?
Вопрос показался ему странным.
– Такая у меня работа.
– И больше тебя ничто не интересует? Ни цель, ни цена?
Рафаэла все еще сидела на скамейке и, похоже, не собиралась подниматься. Вдалеке прозвучал гудок отходящего от пристани вапоретто.
– Такая у меня работа, – повторил Фальконе.
– Но зачем? В квестуре слушать тебя никто не станет. Не захотят. Да и твои коллеги… Ты уже рассказал им?
– Нет. Хотел сначала поговорить с тобой.
– Джентльмен всегда джентльмен, да? – Она усмехнулась.
– У меня есть улика. Я получил ее от тебя. Рубашка с монограммой Мэсситера и кровью Беллы. Во втором образце ДНК, полученном из пота, отсутствует Y-хромосома. К сожалению, результат Тереза получила слишком поздно, буквально за несколько минут до смерти Мэсситера, так что воспользоваться им мы уже не успели. ДНК без Y-хромосомы – это женская ДНК. У нас нет твоего образца, но готов держать пари, что совпадение будет полное.
– Ничего удивительного, ведь стиркой в доме занималась я. Причем многое стирала вручную.
– Тогда…
Такой возможности Лео Фальконе, к сожалению, не предусмотрел и теперь вдруг осознал, что за время пребывания в больнице потерял былую цепкость. И все же один факт еще оставался. Факт, который нельзя опровергнуть.
– Я попросил Терезу принести рубашку. Монограмма вышита вручную, что довольно необычно для человека, покупающего рубашки дюжинами, даже от самых лучших портных. Здесь же крой выдавал массовую продукцию. Такую мог носить Уриэль, но не богатый англичанин.
Рафаэла посмотрела на него с интересом, но ничего не сказала.
– Ты сама нашила буквы на запачканную кровью рубашку Уриэля, когда поняла, кого подозревает Ник. Свалить вину на Альдо Браччи не получилось, и твоей следующей целью стал Мэсситер. При этом ты не спешила, дожидаясь заключения сделки. Разумеется, экспертиза все прояснит.
– Ты инвалид, Лео. Почти калека. И уж никак не инспектор, ведущий расследование убийства. Не тот покрой? Нашитые вручную буквы? Неужели ты всерьез полагаешь, что кто-то, кроме меня, станет тебя слушать?
Он уже сомневался, что хочет поделиться с кем-то своими успехами.
– Признаюсь, я обрадовался. Если бы рубашка действительно принадлежала Мэсситеру, это означало бы только одно: что ты украла ее заранее, с определенной целью, и тогда речь шла бы уже об умышленном убийстве, а не о спонтанном, под давлением обстоятельств решении. Я был очень рад, что не ошибся.
Признание далось нелегко, а взгляд Рафаэлы окончательно смутил Фальконе.
– Мужчины ужасно невнимательные. Таких вещей, как стирка, уборка, штопка, для них как бы и не существует. Это же так уныло. Так однообразно. Так скучно. Кто этим занимается, им неведомо и неинтересно. Такими же были и мои братья. Даже Уриэль, самый человечный из них. Я была для них всего лишь частью домашнего механизма. Чем-то вроде машины или служанки.
– Ты так говоришь, словно ненавидела своих братьев.
Рафаэла вздохнула. Взгляд ее ушел в сторону кедровой аллеи, отделявшей кладбище от шедшей по периметру острова каменной стены и лагуны. Погода менялась, поднялся ветер, и деревья негромко шелестели под его порывами.
– Иногда ненавидела. Нечасто. Я ведь женщина. Мне приходилось выслушивать пустую болтовню Микеле, рассуждавшего о том, как когда-нибудь мы снова разбогатеем. Приходилось терпеть Габриэля, изо
