называть нас любовниками, если мы не влюблены?
— Обычно ты не придираешься к словам, Вероника. — Деймон задул спичку, и дымок от нее поднялся как знак вопроса. — Или тебе вдруг разонравилось, как мы устроились?
— Вовсе нет, — отозвалась Вероника холодно-высокомерно; обычно она прибегала к подобному тону, когда чувствовала себя неуверенно.
— Тогда почему ты задумываешься о ярлыках? Тебя вдруг стало беспокоить общественное мнение?
Вероника ответила не сразу. Ее беспокоило не общество — Филдинги. От них никак не отгородишься. Тетушка живет по соседству, мать приедет на этой неделе, младшая сестра, живущая в Лондоне, уже расспрашивала Веронику о ее загадочном мужчине.
— Дело не в общественном мнении, — сказала она со вздохом. — Моя семья. Я не хочу, чтобы они… вмешивались. Хочу, чтобы все это… было нашим секретом.
— Я теперь всегда должен прятаться?
— Не прятаться, всего лишь отделиться.
— Почему?
— Я говорила тебе почему. И ты согласился.
— Только чтобы забраться к тебе под юбку.
Вероника поперхнулась, и Деймон засмеялся.
— А ты не знала, что мужчина на что угодно готов ради секса?
— Но ты… неужели ты имеешь в виду…
— Да я пошутил, — сказал он, забавляясь ее замешательством.
— Ты деловой человек, Деймон, — серьезно заговорила Вероника. — Мы заключили договор. Я хочу, чтобы ты выполнял свою часть соглашения.
— Жалуешься? Что-то очень скоро!
— Я этого не говорила.
— Но сегодня днем ты выглядела вполне… гм… удовлетворенной. Даже более чем.
Вероника вспыхнула, вспомнив, как бесстыдно предлагала себя Деймону.
— Мне не на что жаловаться, — сказала она, поражаясь чопорному звучанию собственного голоса. — Просто мы договорились, что наша игра — только для двоих.
— Мне больше никто и не нужен. Вполне достаточно единственной женщины — особенно такой изобретательной! В лесу ты просто меня уморила.
Она с трудом подавила улыбку.
— А я-то думала, что ты серьезный человек.
Деймон откупорил бутылку.
— Я был таким. — Наполняя бокал Вероники, он с силой провел кончиками пальцев по ее обнаженному плечу. — Но ты открыла мне меня самого. С другой стороны.
Его рука скользнула под платье, пронзив Веронику молнией, остановив дыхание. Деймон перекатывал ее сосок между пальцами, пока он не набух.
Она застонала и удивилась: какой гортанный звук. Неужели это она?
— Уходи… отойди от меня! — прикрикнула она, заставив себя оттолкнуть руку Деймона, хотя ей хотелось прижать ее к своей груди. — У нас серьезный разговор.
Деймон поставил бутылку на стол.
— Хорошо. Если ты уверена.
Вероника не была уверена, но все равно отогнала его. Деймон сел на свое место, явно озадаченный ее реакцией.
— Скажи-ка, как поживают твои родители?
Вероника захлопала глазами.
— Родители? Но откуда ты знаешь, что…
— Я ведь читаю газеты. Они приехали в Лондон из-за выставки твоего отца. По-моему, ты говорила об этом пару недель назад.
— Ах да. Спасибо, у них все хорошо.
— Ты виделась с ними? Когда? Но не в прошлые выходные. И ты не говорила мне, что когда-то еще была в городе.
— Я… Нет, я еще с ними не виделась. Только собираюсь.
Деймон раскладывал на тарелки тушеное мясо. Молча. Он что, рассчитывал, что она познакомит его с родителями? Вероника хотела этого по возможности избежать, хотя некуда было деваться от славы ее отца. С тех пор, как журнал «Тайм» поместил на обложке фотографию Фергюса Филдинга и окрестил его английским Пикассо, его знали даже те, чье знакомство с искусством ограничивалось чтением комиксов.
— Для шоу тебе понадобится сопровождение, — заметил Деймон.
— Незачем. Со мной напросился Брайнер Уординг. Очень настаивал.
— Тогда мне придется прятаться.
Вероника поморщилась.
— Если ты настаиваешь на таких терминах…
— Тайный любовник Вероники Филдинг, — сказал он задумчиво. — Ее маленький грязный секрет. Ну что ж, придется жить так.
Ее маленький грязный секрет. Как возбуждающе он это сказал! Вероника на мгновение закрыла глаза, представляя, как Деймон является к ней ночью, именно в доме родителей, под носом у отца — единственный мужчина, который не побоится Фергюса Филдинга…
Нет. Нельзя.
— Ты все равно не захотел бы познакомиться с ним.
— С ним?
— С моим отцом. Он настоящая скотина.
— А мать?
Ничего плохого о Роберте Филдинг сказать было нельзя, но она из тех женщин, кто вкладывает все свои силы в мужа.
— С ней тоже. — Вероника покачала головой. — Она спросила бы, когда мы поженимся.
Губы Деймона изогнулись в улыбке.
— А когда?
— Ха! — Вероника нацелилась в него вилкой. — Проговорился, извращенец!
Какое-то время они молча ели, бросая через стол пылкие взгляды. Вероника надеялась, что уничтожила тему в зародыше, но Деймон сказал уже совсем другим тоном:
— А что ты имеешь против замужества?
Вероника уставилась в тарелку, подыскивая достойный ответ. Не получилось.
— В смысле?
Она отломила кусочек хлеба.
— Тебе рассказать историю совместной жизни моих родителей?
Деймон пожал плечами.
— Они все еще женаты. Значит, все не так уж плохо.
— Ха!
Деймон ее понял. Его родители тоже все еще жили как муж и жена, все еще зависели друг от друга. Хоть он и не был склонен воспринимать их как образец для подражания, их семья не мешала ему верить в то, что счастливое супружество возможно. У Вероники узкий кругозор. Но она поймет, что к чему.
— Они познакомились в Париже, в пятидесятые, оба — полуголодные художники-эмигранты, — медленно заговорила она. — Соответственно, мансарды, береты и прочая муть. Ужасно романтично, как рассказывала мама. За какие-то месяцы она отказалась от собственного творчества и посвятила себя отцу. Кормила его, смешивала для него краски, разыскивала для него натурщиков, продавала на улице его рисунки. У них обоих были английские паспорта, но мама — наполовину француженка, у нее были связи в галереях. И папа ими пользовался. Когда они вернулись в Штаты, у него была завидная репутация и международная известность — благодаря маме.
