— Не тревожьтесь о завтрашнем дне. Что бы ни случилось, я буду рядом, буду следить за каждым вашим движением, чтобы вам не расшибиться
— Насмерть!.. Но…
— Кэти бы не хотела, чтобы вы расшиблись насмерть, а мы оба — рабы её желаний, не так ли?
Лицо Линтона стало совсем серым, на лбу снова выступил пот. Я потрепал его по щеке и поднялся.
— Доброй ночи, — сказал я. — Пусть ваши сновидения будут столь же приятны, как и будущее, которое я вам уготовил.
И я вышел.
11
— Не трогай шнур!
Полутьма, окутавшая спальню мистера Эра, сгущалась вокруг кровати с бархатным пологом, откуда и прозвучал голос. Джон вызвал меня сюда спозаранку, а когда я спросил зачем, только головой тряхнул и, как всегда, проговорил:
— Затевает что-то.
Лицо хозяина неясным пятном белело на подушке. В комнате было темно; лишь сквозь щёлочку между тяжёлыми гардинами, которые я хотел было отдёрнуть, пробивался солнечный свет.
Я опустил руку.
— Что стряслось? Вы больны? — спросил я. Прежде меня никогда не вызывали в спальню мистера Эра.
— Нет, — ответил он. — В общем-то…
Он умолк. Я снова протянулся к гардинам и дёрнул шнур что есть сил. Слепящие лучи солнца, пронзив комнату, ворвались под мягкий полог кровати.
— Будь ты неладен! — взревел её обитатель, закрыв глаза ладонями. — Строптивец неблагодарный!
— Вы больны! — воскликнул я.
В резком утреннем свете стало видно, как осунулось лицо мистера Эра, как растрёпаны волосы. Я приблизился на пару шагов; скомканная под правой рукой простыня — в крови.
— Что с вами? — Положив руку на его плечо, я нагнулся поближе. Мистер Эр раздражённо оттолкнул меня.
— Что со мной? Со мной? Спроси лучше, что с тобой! Пьёшь, гуляешь всю ночь, дуешься в карты, — вот воспитал лоботряса на свою голову!
— У вас кровь, — не обращая внимания на его ворчание, сказал я. — Что случилось? Где рана?
В ответ он выпростал из-под простыни руку. Она оказалась туго замотана носовым платком; поморщившись, я развернул платок. Засохшая на ладони буроватая корка лопнула, из трещины сочилась кровь. Я осмотрел пораненную руку. Кожа была сухой и горячей.
— Порезана чем-то острым; основание большого пальца рассечено почти насквозь, будь удар чуть сильнее — остались бы без пальца. — Мне вспомнилась загадочная ночная гостья. — Кто на вас напал?
— Почему ты думаешь, что на меня напали?
— Кто-то же держал поранивший вас нож, и не думаю, что это были вы сами.
Глаза мистера Эра вспыхнули.
— Что ты видел?
— Женщину в белом, говоришь. Женщину в белом, а то как же! Призраки мерещатся с пьяных глаз.
— Призрак был вполне материальный — настолько материальный, что сбил мисс Ингрэм с ног.
И тут он улыбнулся.
— Так мисс Ингрэм досталось? Этой подробности я не слышал.
Я вдруг вышел из себя.
— Как угодно, но прошлой ночью здесь была живая женщина, которая ненавидит вас и стремится причинить вам вред, и уже причинила! Она напала на вас, она хотела вас изувечить, если не хуже!
— Попридержи язык! — вдруг приподнявшись с подушки, прикрикнул мистер Эр и тут же без сил рухнул на кровать. — Никто на меня не нападал, — почти прошептал он.
— На вас напали, сэр, но сейчас это неважно. Надо привести врача.
— Нет, нет! — Здоровой рукой он остановил меня. — Нет, моим врачом будешь ты.
Решив что он бредит, я снова поднялся, но он потянул меня обратно.
— Я серьёзно, Хитклиф. У меня есть причины — и весьма основательные — к тому, чтобы никто об этом и не узнал. Даже Джон — я не впущу его в комнату нынче утром. Нет, приходить ко мне будешь только ты — и, что бы ты ни увидел, никому не слова. Обещаешь?
— Давайте не будем больше тратить время на разговоры. Позвольте мне привести Картера.
— Сначала обещай.
— Ну хорошо, обещаю. Можно идти?
— Вот упёрся. Я же сказал, хирургом будешь ты. Ты помогал Дэниелу оперировать лошадей, так ведь?
— Да.
— И кое-чему научился?
— Немного.
— Хмм. Дэниел говорит, ты превзошёл его. Во всяком случае, наложишь мне швы. Нет, ты не ослышался. Ты же сам видел — мой большой палец совсем отбился от своих приятелей; вот и соберёшь всю компанию вместе. Давай, мой мальчик, — зашьёшь человеческую рану не хуже лошадиной. Иди возьми свои орудия пыток; ещё только рассветает, тебя никто не увидит, а если увидят, подумают, что ты возвращаешься после любовных похождений — ведь комната мисс Ингрэм рядом с моей.
Видно, не так уж он был плох — хватало сил язвить.
Наскоро забинтовав его руку, я вышел. Спустя десять минут, когда я вернулся с инструментами, он дремал, но, заслышав мои шаги, сразу проснулся.
— Никого не встретил?
— Нет, всё спокойно. — Я выбрал самую маленькую иглу и зажим. — Будет больно. Принести из столовой бренди?
— Есть средство получше. Открой средний ящик туалетного стола — да, здесь, — достань флакон и стакан.
Я вытащил то и другое. Во флаконе плескалась тёмная жидкость, и когда я повернул его к свету — жидкость вспыхнула рубиновым огнём.
— Хорошо. Теперь полстакана воды; потом — до метки — эликсира.
— Опиат? — спросил я, отмерив дозу.
— Нет, впрочем, не знаю; может, в нём опиум, а может, мышиное ухо или крыло летучей мыши, из которых, мне кажется, его в основном и делают. Я получил это от одного травника в Италии; для дуэли, ради которой я добывал его, он мне не понадобился, но я суеверно храню эликсир до сих пор. Он одновременно снимает боль и укрепляет сердце; мне кажется, я всегда ощущаю его действие.
Он с трудом сел и решительно положил на стол руку.
— Начинай!
Я очистил тампоном рану и приступил к операции. Разрез оказался глубоким; соединив края мышц, я стал сшивать кожу. Легко представить, что даже для человека, находящегося под воздействием волшебного итальянского снадобья, этот процесс должен был оказаться достаточно мучительным, так что я решил отвлечь моего пациента наиболее доступным мне способом — разозлить его.
— Скверная рана, — рассуждал я, — вонзив нож, его ещё и повернули, как только кость выдержала!
