приказал обалдевшему и заспанному лакею подложить в камин дров, а потом принести кофе и завтрак на двоих.
Мы уселись у камина. Мне показалось, что настроение мистера Эра заметно улучшилось.
— Чудесно, чудесно, — сказал он, потирая руки. — Приятно погреть отсыревшие кости, правда, Х?
— Не зовите меня так.
— Я и рад бы, да ты не представился.
— Меня зовут Хитклиф.
Джентльмена, похоже, весьма озадачили мои слова; он замолчал на целых десять секунд — для него это большой срок.
— Хитклиф —
— Уж какое есть.
— Это имя или фамилия?
— Оно годится и для того, и для другого.
— Тогда, думаю, мне тоже сгодится.
Слуга принёс кофе, булки и мясо. Изголодавшись, я сразу накинулся на еду.
— Полегче, господин… Хитклиф; за столом не следует стонать и чавкать, это пугает представителей низших сословий. Ты ел что-нибудь сегодня или хотя бы вчера, парень?
Я оставил эти разглагольствования без внимания, только повернулся боком, чтобы созерцание моей трапезы не оскорбляло утончённую натуру Его Светлости. Он снова щёлкнул пальцами.
— Джон, ты видишь этого парня?
— Да, сэр.
— Что ты скажешь о нём? Не стесняйся, говори прямо!
— Прошу прощения, сэр, но он грязный!
— Грязный? В самом деле? Ты меня удивляешь. Я в жизни не видел никого чище, он же просто белоснежный. Но если ты говоришь, что он грязный, Джон, тогда мы должны его помыть. Я знаю, у тебя высокие требования к тем, кто служит у твоего хозяина. Посмотри на него повнимательнее, Джон.
— Зачем, сэр?
— Потому что я хочу, чтобы ты на глазок прикинул его мерки. Как только откроются магазины, купишь ему костюм, самый приличный, который сможешь найти здесь. В любом случае это будет лучше, чем то, что сейчас на нём надето, а потом миссис Фейрфакс и её помощницы смогут одеть его как положено. Когда вернёшься, засунешь его в большую кадку, заполненную кипящей водой с самым едким мылом, подержишь там минут десять, а потом вытащишь то, что останется. Надеюсь, мы сумеем с помощью этой процедуры получить нечто, похожее на человека.
Джон посмотрел на меня с сомнением; я поднялся, запихивая куски хлеба под рубашку.
— Хватит с меня ваших оскорблений, мистер Эр, — сказал я. — Я не собираюсь быть объектом ваших упражнений. Всего вам доброго.
Когда я склонился в насмешливом поклоне, мистер Эр метнул на Джона такой сердитый взгляд, что последний пулей вылетел за дверь. Мистер Эр засунул руку в карман и вытащил тяжёлый кошелёк.
— Присядь-ка, Хитклиф. Довольно болтать ерунду, поговорим серьёзно. Тебе нужна работа, мне нужен слуга. Согласись, что золото, которое я тебе плачу, вполне способно позолотить случайное оскорбление, как ты это называешь, или шутку, как зову это я. Ну, сколько тебе надо в год?
Кошелёк был набит до отказа. Во дворе я видел великолепную карету с надписью «Эр», а теперь обратил внимание на роскошное убранство комнат. Всё это говорило о богатстве, мною ещё не виданном; в ту пору мои представления об изысканности ограничивались жилищем Линтона; возможность приобщиться к образу жизни, перед которым мои старые идеалы меркли, казалась заманчивой (при условии, что мне удастся это сделать без ущерба для себя). Я убедился, что легко могу управлять этим странным джентльменом. Почему бы не извлечь выгоду из его чудачеств? Он, без сомнения, постарается получить от меня дополнительные услуги, на которые я не согласен, но почему это должно волновать меня сейчас? В любом случае выбирать мне не приходилось. Возможно, причуды этого человека граничат с безумием, но разве моё состояние лучше? Обдумав всё хорошенько, я решил не отказываться от предложения. Соответственно, я запросил пятьдесят фунтов жалования — вдвое больше того, что Хиндли платил Джозефу. Мой собеседник засмеялся.
— Ну и жадина ты, Хитклиф! Осторожнее, не зарежь гусыню, которая несёт золотые яйца. Ты хмуришься — я понимаю, ты намерен торговаться до последнего. Но я тоже умею торговаться, тебе меня не одолеть. Давай пополам. Мы удвоим ту сумму, что ты назвал. Сотня фунтов, а не хочешь — не надо.
У меня, наверно, челюсть отвисла от удивления.
— Ха! Ты разинул свою жадную пасть, чтобы сожрать меня со всеми потрохами? Не выйдет! Я чувствую, как во мне просыпается шотландская кровь: тебе придётся довольствоваться меньшим. Что ты скажешь о двухстах фунтах и ни пенни больше?
Мне оставалось только громко рассмеяться. Физиономия у мистера Эра вытянулась.
— Ты, я вижу, наконец понял, как серьёзно обстоит дело. Но теперь уж поздно, когда доходит дело до торговли, ты мне в подмётки не годишься. Двести пятьдесят фунтов в год, плюс еда и одежда. Сдавайся, Хитклиф, я победил. По рукам и никаких обид!
Я протянул руку мистеру Эру. За такое жалованье я готов был сносить его насмешки, но про себя отметил, что за оскорбления ему придётся расплачиваться звонкой монетой.
4
Мы ехали в карете (той самой, которую я заметил во дворе гостиницы) в поместье мистера Эра, расположенное в семидесяти милях от Гиммертона в сторону Лондона. Представь те чувства, Кэти, которые я испытывал по пути туда: с каждой милей я удалялся от тебя, но может статься, что с каждой минутой приближалась наша встреча.
Я ещё не вступил в должность и не занял подобающего слуге места, поэтому ехал с комфортом в карете рядом с мистером Эром. Такое положение вещей вызывало у Джона недоумение и беспокойство (сам он ехал на облучке и присматривал за багажом). Каждые пять минут в окошко показывалась его красная рожа — он, вне всякого сомнения, рассчитывал увидеть меня сосущим кровь хозяина. Мне доставляло двойное удовольствие обмануть его ожидания и встретить его встревоженный взгляд с невозмутимым спокойствием. Могущественному человеку, которому он служил, от меня ничего не требовалось, и я мог разглядывать его сколько угодно: уставший после дурацких ночных бдений рядом со мной, он дремал и негромко похрапывал в углу кареты.
Мистер Эр был человеком среднего роста, атлетического сложения, широкоплечим, с тёмными волосами и смуглой кожей. Во сне на его лице, обычно то насмешливом, то суровом, проступило выражение глубокой печали. Сны ему снились нерадостные. Иногда карету сильно потряхивало, и он открывал глаза, временами погружался в ещё более глубокий сон, однажды пробормотал что-то, по-моему женское имя, но я не вслушивался. Если мне будет нужно что-нибудь узнать, я это узнаю, у меня впереди ещё достаточно времени, чтобы всё разнюхать.
Судя по одежде, он изображал из себя щёголя. Пока я мылся, он принял душистую прохладную ванну, сменил бельё и переоделся с головы до пят. Теперь его костюм являл собой весьма необычное зрелище — лимонного цвета перчатки и сюртук, узорчатый камзол, полосатый шёлковый шарф и трость эбенового дерева с золотой отделкой. Но, похоже, все эти дорогие шмотки его ни капли не волновали: когда мы присели у обочины подкрепиться, Джон нечаянно пролил ему на рукав немного красного вина, так он только промокнул пятно вышитым платком, даже не взглянув на него, и продолжал о чём-то говорить.
Я наблюдал за его манерами — его шутками, насмешками, повелительным тоном, — не зная, подражать ему или презирать. Мне необходимо стать джентльменом. Допустим. Для этого надо иметь подходящий образец. Вот и отлично — прямо передо мной сидел, развалившись, самый настоящий джентльмен и похрапывал во сне. Но смогу ли я смириться с тем, что мне придётся стать таким, как он? Нет,
