— Ну… пришлось. Иначе бы она тебе не понравилась.
— Не понравилась бы? — Келли крепче прижала к себе котенка.
— Ты повторяешь все, что я говорю. — Он погладил девушку по щеке, смахнул слезинку. — Тогда попробуй сказать так: «Я буду любить тебя всегда, Джон. И поэтому пойду сегодня к тебе, и мы будем любить друг друга». — Джон в ожидании ответа затаил дыхание.
— Ты ненормальный, — нежно сказала Келли, — известно тебе это?
Джон улыбнулся.
— Так тебе нравится котенок? Если нет, я найду для этого создания другой дом. Но я подумал… я подумал, что ты захочешь оставить зверька себе.
— Да…
— А что это ты говорила о своем рождественском списке? — Он стер с ее лица слезы, последние слезы, надеялся Джон.
— Наверное, ты плохо расслышал.
— Неужели?
С какой-то яростной силой Келли притянула Джона к себе и осыпала его лицо страстными поцелуями. А котенок, зевнув, перебрался с ее коленок на диван и снова заснул.
5
В последнее перед Рождеством воскресное утро Келли проснулась довольно рано. Джой — так она назвала кошечку — спала у нее на груди. Келли потянулась, Джой открыла глаза и вознамерилась поиграть со змеившейся по подушке длинной прядью волос хозяйки.
— Глупый маленький рождественский подарок. — Келли взяла котенка и поцеловала его в нос. — Как ты забралась сюда?
Зимнее солнце заливало комнату. Отпустив котенка, Келли встала с кровати и подошла к окну. Искрящийся под солнечными лучами снег делал нарядными красные черепичные крыши и искривленные голые ветви столетних деревьев.
Рождество, что называется, на носу, а Келли еще не купила подарка для Джона. Идей было хоть отбавляй, но на чем остановить выбор, она не знала. Что полагается дарить мужчине, в которого влюблена? Только не галстук или одеколон, это слишком тривиально. Пижаму? Сорочку? Теплое нижнее белье? Нет- нет, чересчур интимно.
Но, что бы она ни подарила Джону, это не сравнится с его подарком. Очевидно, Келли по-прежнему тосковала о том, чего у нее никогда не было. Потому-то и обрадовалась самому обыкновенному котенку. Она все больше и больше ощущала себя женщиной, которая тоскует по мужчине, вдохнувшем любовь в ее сердце; мужчине, который подарил ей крошечную черную Джой.
Келли быстро приготовила себе завтрак и оделась. Дорога каждая минута. Ей предстоит перевернуть вверх дном каждый магазин в Ридинге, чтобы найти хороший подарок для Джона. А заодно купить недостающие подарки для девочек.
Несколько часов спустя, исследуя пыльную лавку колониальных товаров, Келли нашла то, что искала. Этот набор шахмат среди окружающего хлама казался настоящим сокровищем. Фигуры ручной работы имели ярко выраженную индивидуальность. Вырезанная из черного камня королева с длинными, до талии, волосами была похожа на Келли.
Желтый сморщенный китаец, должно быть, почуяв покупателя, заливался соловьем, нахваливая свой товар. Келли уже поняла, что купит эти шахматы, но решила торговаться до последнего.
— Эти шахматы слишком уж тяжелые, — сказала она, делая вид, что сомневается. — Но у меня есть друг, которому они, возможно, понравятся. Я бы купила их для него, если это не слишком дорого.
Окна квартиры Джона были темны, когда полчаса спустя Келли подошла к его дому. Нести тяжелые шахматы было неудобно: хотя хозяин лавки упаковал их в красивую бумагу и перевязал нарядной шелковой лентой, подходящего по размерам пакета у него не нашлось. Правда, обе стороны все равно расстались довольные друг другом и удачной сделкой.
Перед дверью Джона Келли остановилась. Она приняла приглашение Кена и Лори прийти к ним в сочельник. Тогда и можно вручить подарок. Тогда почему же она стоит сейчас у двери и стучит громко, на всю округу?
— Келли? — удивился Джон.
— Я знаю, что ты меня не ждал.
Да, судя по тому, что Джон встретил ее обнаженным по пояс и с полотенцем в руках, он не ждал ее. Джон вообще старался внушить себе, что ждать Келли не следует, не такая она девушка, чтобы действовать по схеме: «пришел, увидел, победил». За Келли нужно ухаживать… Ее нужно завоевывать…
Джон наклонился и поцеловал ее. От него пахло мылом, свежестью и чем-то удивительно мужским. Келли хотелось бы вечно стоять в дверях и целоваться с ним, но Джон потащил ее в комнату.
— Это для меня?
Келли успела забыть про подарок, хотя он изрядно оттягивал ей руки. Она протянула коробку Джону со словами:
— Это произведение искусства.
— Догадываюсь. — Он взял подарок и подумал, что утонет в ее глазах. — Мне полагается открыть это сейчас?
— Вероятно, лучше дождаться Рождества.
— «Вероятно» — это не ответ.
— Тогда сейчас.
— Прекрасно. Только надену рубашку.
Келли кивнула, хотя отметила про себя, что без рубашки Джон удивительно хорош. Светлые волосы на груди, без сомнения, на ощупь так же приятны, как и на вид. Жалко, что на нем джинсы, такому телосложению, как у Джона, позавидовал бы и микеланджеловский Давид. От нескромных мыслей ее щеки покрылись румянцем.
— Впрочем, если ты не возражаешь, я сначала взгляну на подарок.
— Не уверена, понравится ли тебе… Я ведь даже не знаю…
— Чего?
— Потом скажу.
Джон указал гостье на диван и сам сел рядом. Он обнял Келли и почувствовал, как возбуждающе- нежный шелк девичьих волос скользнул по его телу. Что бы Келли ни принесла ему в подарок, это не то, что ему действительно нужно. Ему нужна она. Женщина. Любимая женщина.
— Открой сама, — с трудом сказал Джон, язык почти не повиновался ему.
— Я понимаю… Жаль разрывать такую красивую упаковку.
На самом деле у Джона предательски дрожали руки. Он смотрел на пальчики Келли, грациозно порхающие над коробкой, и представлял, как эти покрытые перламутровым лаком ноготки впиваются в его спину. Он опять сказал себе то, что говорил много раз: «Побольше терпения и поменьше воображения». Но совет не помог, дрожь желания пробежала по его телу.
Наконец лента была развязана, бумага снята, открыта крышка. Джон потрогал черные и белые изящные шахматные фигурки.
— Это прекрасно. Удивительный, удивительный подарок. — И сам уловил, как напряженно прозвучал его голос.
Келли встала и положила шахматную доску на кофейный столик.
— Здесь, мне кажется, они будут смотреться замечательно.
Джон следил, как она неторопливо расставляет шахматные фигурки, без сомнения, очень довольная своим подарком. Он никогда не желал ее больше, чем сейчас.
