кобуру.
— На тебя, Чик, у меня пока ничего нет, — медленно сказал я. — Тебе лучше знать, числится ли за тобой что-нибудь. На твоем месте я бы отчалил из Штопора, не тратя много времени на сборы.
Бывший боксер сощурился на меня, потер подбородок и квокнул.
— Если меня спросят, скажи, уехал путешествовать. — И он снова протолкался сквозь толпу.
Когда появился врач, я увел его в свою комнату, и он перевязал мне шею. Рана была неглубокая, но кровила сильно.
Наконец он кончил, я вынул из чемодана свежую одежду и разделся. Но, подойдя к умывальнику, обнаружил, что доктор истратил всю воду Напялив брюки, пиджак и туфли, я отправился за водой вниз, на кухню.
Когда я поднялся обратно, в коридоре уже никого не было, кроме Клио Ландес.
Она прошла навстречу целеустремленно, на меня даже не взглянула.
Я вымылся, оделся и пристегнул револьвер. Еще один пробел закрыть — и я свободен. Я решил, что карманные игрушки мне не понадобятся, и убрал их. Еще одно маленькое дело — и шабаш. Меня грела мысль о расставании со Штопором. Город мне не нравился, с самого начала не нравился, и еще больше не понравился после ссоры с Милк-Ривером.
Я думал о нем, выходя на улицу, а выйдя, увидел его на другой стороне.
Взглянув на него как на пустое место, я повернул вниз по улице.
Шаг. Пуля взрыла землю у меня под ногами. Я остановился.
— Вынимай его, толстомясый! — заорал Милк-Ривер. — Двоим нам не жить!
Я медленно повернулся к нему, мысленно ища выход. Но выхода не было.
В глазах-щелках горело сумасшествие. Лицо — маска смертельной лютости. Никаких доводов он не услышит.
— Двоим нам не жить! — повторил он и снова выстрелил мне под ноги. — Вынимай его!
Я перестал изобретать выход и полез за револьвером.
Он дал мне время приготовиться.
Он навел на меня револьвер, когда я направил на него свой
Мы нажали на спуск одновременно.
В глаза мне сверкнуло пламя.
Я свалился на землю — весь бок у меня онемел.
Он смотрел на меня растерянно. Я перестал смотреть на него и взглянул на свой револьвер: револьвер только щелкнул, когда я нажал спусковой крючок!
Когда я поднял глаза, он шел ко мне — медленно, уронив руку с револьвером.
— Наверняка играл, а? — Я поднял револьвер, чтобы он мог разглядеть сломанный боек. — Поделом мне — чтобы не оставлял на кровати, когда на кухню за водой иду
Милк-Ривер бросил свой револьвер — схватил мой. Из гостиницы к нему подбежала Клио Ландес.
— Тебя не?..
Милк-Ривер сунул револьвер ей в лицо.
— Твоя работа?
— Я испугалась, что он..
— Ты!.. — Тыльной стороной руки он ударил ее по губам Он упал на колени возле меня — лицо его было лицом
мальчишки. На руку мне капнула горячая слеза.
— Начальник, я не…
— Ничего, ладно, — успокоил я его, не покривив душой Остальных его слов я не услышал. Онемение в боку проходило, и то, что шло ему на смену, не было приятным. Все во мне всколыхнулось…
Очнулся я в постели. Доктор Хейли делал что-то скверное с моим боком. Позади него Милк-Ривер держал в дрожащих руках таз.
— Милк-Ривер, — прошептал я, ибо на большее в смысле разговора был не годен.
Он приклонил ко мне слух
— Бери Воша. Он убил Вогеля. Осторожно — у него револьвер. Подмани на самозащиту — может сознаться Посади с остальными.
Опять сладкое забытье.
Ночь, тусклый свет лампы — когда снова открыл глаза Рядом с моей кроватью сидела Клио Ландес, безутешная, уставясь в пол.
— Добрый вечер, — выдавил я. И пожалел о том, что заговорил. Она обливала меня слезами и непрерывно заставляла убеждать ее, что я простил ей подлость с револьвером. Не знаю, сколько раз я ее простил. Это было дьявольски докучливое занятие.
Пришлось закрыть глаза и сделать вид, что я потерял сознание, — иначе она бы не отстала.
Наверно, я уснул, потому что, когда опять очнулся, был день, и в кресле сидел Милк-Ривер.
Он встал, потупясь, не глядя на меня.
— Я, пожалуй, буду трогаться, раз ты оклемываешься. Но все равно скажу тебе: если бы я знал, что эта… сделала с твоим револьвером, я бы никогда не напал на тебя.
— Ладно, а что стряслось-то? — проворчал я.
— Спятил, наверно, — промямлил он. — Выпил малость, а потом Барделл стал мне заправлять насчет ее и тебя и что ты меня за нос водишь. А я… ну, видно, совсем ум за разум зашел.
— На место не встал еще?
— Ты что!
— Тогда, может, хватит дурить — сядешь и поговорим как люди? Ты с ней по-прежнему в ссоре?
Оказалось, по-прежнему — весьма решительно и весьма непечатно.
— Ты дубина! — сказал я. — Она здесь чужая, истосковалась по своему Нью-Йорку. Я могу говорить на ее языке и знаю людей, которых она знает. Вот и все, что было.
— Да не в том дело. Если женщина устраивает такую…
— Чепуха! Проделка пакостная, что и говорить. Но если женщина идет на такую проделку, чтобы тебя выручить, ей цена — миллион за унцию! А теперь беги, найди эту даму Клио и веди ее сюда!
Он сделал вид, что идет с неохотой. Но я услышал ее голос, когда он постучался к ней. И битый час валялся на ложе страданий, прежде чем они вспомнили обо мне. Они вошли такой тесной парочкой, что спотыкались об ноги друг друга.
— А теперь о делах, — проворчал я. — Какой нынче день?
— Понедельник.
— Взял его?
— Вша-то? Взял, — ответил Милк-Ривер, размещаясь в одном кресле с подругой. — Он в окружном центре — с остальными отбыл. На самозащиту он клюнул, рассказал мне все как было. А ты-то скажи, как скумекал?
— Что скумекал?
— Что Вош убил беднягу Шнура. Как он рассказывает, Шнур пришел к нему тогда ночью, разбудил, наел на доллар и десять центов, а потом говорит: попробуй, мол, получи. Слово за слово, Шнур хватается за револьвер, Вош с испугу в него стреляет — и Шнур, значит, как воспитанный человек, выходит умирать на улицу. Но ты-то как додумался?
— Не следовало бы, конечно, выдавать профессиональные секреты, но на этот раз так и быть. Когда я пришел к Вошу, чтобы расспросить его об убийстве, он занимался уборкой и уже вымыл пол — до того, как приняться за потолок. Если в этом есть какой-то смысл, то только такой: пол ему пришлось вымыть, а чтобы скрыть это, он затеял генеральную уборку. Так что Шнур, наверно, напачкал кровью на полу.
Если исходить из этого, все остальное объясняется легко. Шнур вышел из «Бордер-паласа» в отвратительном расположении духа: продул все, что перед этим выиграл, Нисбет унизил его, отобрав револьвер, да и выпитое за день давало осадок. Ред Уилан напомнил ему ту историю, когда Вош явился на ранчо, чтобы взыскать четверть доллара. Куда же ему направиться со своей злобой, как не в хибару Воша? То, что Шнур убит не из обреза, ничего еще не доказывало. У меня с самого начала не было веры в этот обрез. Если бы Вош рассчитывал им обороняться, то. не держал бы его на виду, да еще под полкой, где и