Только Берест, Хассем и Ирица ожидали ее и Зорана за опустевшим столом. Зоран, закончил мыть пол, вынес ведро.
Иллесия вышла из кухни, махнула рукой новичкам:
– Пойдемте, тут близко.
И все вместе отправились в жилище Иллы, вглубь развалин.
Берест твердо решил собираться в Соверн. Он прикинул, что перезимовать в краю, не знающем снега, ему и его спутникам без гроша за душой будет легче, чем блуждать по даргородским лесам. Один бы он и рванул поскорей на родину: не пропаду! Но Хассем и Ирица никогда не видели северной зимы. Особенно Берест тревожился за Ирицу. Она говорила, что лесовицы зимой спят. Неужели она уснет непробудным сном прямо в дороге? Может быть, на юге, где зимой только идут дожди, Ирице не нужно будет засыпать?
Про нее Берест сказал Иллесии:
– Это моя невеста.
В Богадельне говорили: «Это его девка» и «Это ее сожитель».
– Ну, ты прямо как богатый, – удивилась Илла: она в детстве бегала поглазеть на свадьбы в городских церквах, и знала, что настоящие женихи и невесты бывают только у «богатых». – А когда поженитесь?
– Вот выпадет свободная минутка – поженимся, как люди, – широко улыбнулся Берест. – На ходу такие дела не делают. Только собаки женятся у обочины.
Илла фыркнула от смеха.
Пары в Богадельне часто распадались. Долго жили вместе лишь те, кому удавалось устроиться получше, как кабатчику с женой. Глубоко в душе Илла думала: «Невеста у него, надо же! А это хорошо, наверное, – быть невестой…» Илле приходил на ум Зоран. Она и сама не знала, что хочет понять о Зоране. «Может он и не такой, как все… – думала Илла с горечью. – А может, это он пока только тихий, а когда добьется своего – сразу себя покажет?». Илла видела много примеров, когда парень, хвостом бегавший за какой-нибудь из ее подруг, став сожителем, начинал относиться к ней с пренебрежением и давать волю рукам.
Илле уходила в кабак только к полудню. На рассвете поденщики, сунув лишь кусок хлеба за пазуху, отправлялись в город, а воры отсыпались за ночь. Только после полудня в маленьком кабачке начинали стряпать.
Начало дня для Иллы было единственным временем, когда она успевала заняться собственным хозяйством: починить одеяло, прибрать в каморке. Теперь за это взялась Ирица. Лесовице было не по себе в каменных стенах. Темнота ее не пугала, но от холода приходилось и днем кутаться в Иллин платок. Даже в дупле зимой лесовицам не бывает так холодно: их согревает жизненная сила спящего дерева.
Берест и Хассем стали ходить с Зораном в город искать поденную работу. Договорившись быть попутчиками на юг, они решили зарабатывать вместе. Иллесия разрешила новым знакомым жить у себя. Зоран с Берестом расширили ход, который вел к Иллиному жилищу. Теперь Илла не боялась, что об ее убежище узнают. Таких, как Зоран и его земляк, запросто не выселишь. Пусть только кто-нибудь потребует платы за жилье! Да он разорится на одном том, чтобы нанять ребят, способных выбить плату!
Ирицу Илла обещала устроить работать в кабак. Но Берест заупрямился. Когда они плыли на лодке в Анварден, Ирица рассказала ему про хозяйского сына с хутора: как он заманил ее на лесную дорогу и вдруг схватил. «Вот почему я убежала. И вот почему боялась тебя», – призналась она. Берест сжал кулаки: «Ирица, да как же ты поверила чужому человеку!» – «Он сказал, что с тобой беда». Берест опустил голову: «Глупая ты лесная белка…»
В Богадельне Берест велел Ирице сидеть в каморке. Илла смеялась над ним: «Прячет невесту за семью замками!». В душе она признавала, что Богадельня – место неспокойное, а Ирица, на ее взгляд, едва ли способна была за себя постоять. Но сама Илла нипочем бы не стала так слушаться своего парня.
Ирица сидела на топчане, штопая одежду. Берест, как умел, утешал ее, что этот плен ненадолго: «Ты потерпи. Мы быстро заработаем на дорогу. Я хороший работник, а Зоран и того лучше. Еще немного, Ирица, – и мы в путь! Перезимуем на юге, потом поедем ко мне на родину, поженимся и начнем с тобой поживать и добра наживать». Добившись, чтобы Ирица улыбнулась, он уходил на поиски поденщины.
Недавно им посчастливилось. И Берест, и Зоран оба умели плотничать, и их наняли чинить в доках подгнивший причал. Хассем был их подручным.
Но, пару дней отстояв по пояс в холодной воде, Зоран застудил старую рану. Ночью у него начался бред, разболелась нога. Утром он с трудом мог ступить на нее, а засучив штанину выше колена, увидал, что шрам покраснел, и колено распухло.
– Ух ты! – Иллесия не на шутку встревожилась. – Ложись, куда ты пойдешь! Я по Богадельне пробегусь, у теток поспрашиваю, может, мази какие есть.
Зоран посмотрел на нее виноватым взглядом больного пса и снова лег на топчан.
Ирица глянула на воспалившийся шрам и вопросительно подняла глаза на Береста: можно, я по-своему ему помогу? Здесь, в каменных руинах, сила лесовицы была не та, что в лесу, но облегчить воспаление она бы сумела.
Берест окликнул Иллу:
– Постой. Ирица пусть полечит. Она такая знахарка, что лучше и не найдешь. Я на себе испытал.
Ирица положила обе руки на воспаленное место и некоторое время сидела неподвижно. Илла с любопытством уставилась на нее – и вздрогнула, увидев, что у Ирицы светятся глаза. Когда Ирица убрала руки, опухоль заметно спала.
– Во дает! – вырвалось у Иллесии.
Зоран, лежавший на топчане, приподнялся на локте, чтобы посмотреть. Ирица удержала его:
– Ну, вот, а теперь спи. Скоро все пройдет.
Она пододвинулась поближе и положила руку Зорану на лоб.
