тюрьмы Ависмасатры, и хотя он облекается светом, его душа черна…
Когда пришла весна, Сатра была до краев полна приглушенных шепотков и ядовитых сплетен.
Стояла ненастная весенняя ночь. Хлестал быстрый дождь пополам со снежной крупой. Могло статься, он вот-вот зальет факелы, поэтому небожители прикрывали их краем плащей. Только тирес Одаса с вдохновенно расширенными глазами, в ржавом старинном зерцале, держал факел над головой. Темно- серый тающий снег уж не способен был сверкать, отражая огонь: он лежал под ногами грязью.
Настал час, которого давно ждал Одаса Мудрый. Это был ночной час решительных действий, мужества и предвидения. Одаса давно предсказывал, что однажды все тиресы Сатры придут к нему за советом. Правда, в глубине души ему случалось и самому усомниться в этом пророчестве. Но вот они, явились! Красноречивый Тесайя призывал Одасу стать спасителем Сатры. Гордый Дварна молчал – должно быть, подавленный мыслью, что его собственной хваленой твердости не хватает для настоящих дел. Сатвама Справедливый обещал: «Мы отдадим тебе всех наших „верных“. Веди их, как если бы ты был их тиресом».
Одаса дал согласие не сразу. Он многозначительно окинул взглядом гостей. «Я возьму на себя это бремя. Но учтите…» И повел речь о том, чего он лично ожидает от небожителей, что они должны понять и во имя чего довериться ему. «Мне не нужны ни слава, ни власть. Я никогда не стремился к ним. Я не навязывал Сатре своего учения. В эту трудную минуту вы сами пришли ко мне, и я вам не откажу, хотя предвижу, что и этот урок пройдет для всех даром…»
Теперь Одаса стоял на ночной улице среди мелкого злого дождя. К нему, запыхавшись, подбежал один из военачальников Сатвамы: «Мои воины готовы, тирес». «Хорошо!» – одобрил Одаса. Вынырнул из мрака другой начальник: «Мы готовы!» Дожидаясь, пока о готовности доложат все, Одаса решил ободрить явившихся.
– Воины! – горячо начал он, сдерживая голос, потому что нужно было вести себя тихо. Из-за того, что Одаса не позволял себе говорить иначе, как срывающимся шепотом, его речь превратилась в шелест, из которого вырывались только сдавленные восклицания. – Дасава!.. Очищение… Жертва… Милосердие и бесконечная любовь… Битва во имя истины… Сражение со скверной…
– Мои воины готовы, тирес! – перебил возникший из ночного дождя запоздавший начальник.
Одаса быстро пересчитал их:
– Все?
– Да, тирес.
– Тогда вперед! Да не уйдет ни один отступник! – взмахнул факелом Одаса Мудрый и первым кинулся в ненастную мглу.
Эйонна готовилась ко сну, она всегда ложилась поздно. Последние дни утешительница отдыхала от своего ремесла – тиресы занимались какими-то делами и перестали к ней приходить. Но ее душа не лежала ни к какому занятию – Эйонна просто сидела и смотрела в темноту, пытаясь подавить тревогу. Ее одолевали даже не мрачные мысли, а неясные, смутные чувства. Эйонна не могла спать, хотя наступила ночь, и сидела не раздеваясь.
От оцепенения ее пробудил неясный гул на улице и мелькание теней на стене. В щелях ставен то вспыхивали, то исчезали всполохи огня. Эйонна вскочила и одним прыжком оказалась у окна. Сквозь щель она видела, как мимо дома прошли вооруженные небожители с факелами. Эйонна потрясла головой: с чего это посреди ночи?.. Это напоминало начало «очистительной недели»…
Эйонна не медлила ни минуты. Накинув плащ, она выбежала на улицу и свернула за угол дома. Куда бы эти воины ни шли, она добежит до дома Итвары раньше – Эйонна знала короткий путь через руины. Они с Итварой часто гуляли в развалинах, любили искать новые пути.
Между ставнями дома Итвары мелькал свет. Эйонна постучалась условным стуком в окно и услышала радостный голос друга: «Сейчас, моя утешительница!» В конце улицы уже показались факелы. Эйонна влетела в дом.
– Я собирался спать… – Итвара обнял ее на пороге, но она высвободилась и потянула его за руку.
– Сюда идут с факелами! Тиресы объявили войну. Ты был с Сияющим, они тебя убьют. Бежим через задний выход, скорее, убежим в заросли, – задыхаясь, проговорила она и тут же переменила решение. – Нет, надо предупредить Гвендис и Дэву.
Но у двери уже раздались голоса. Итвара быстро задвинул тяжелый засов.
– Открой, Учтивый! – послышался гневный возглас Одасы.
– Не дождешься, Мудрый, – спокойно ответил Итвара. – С чего это ты шастаешь по ночам? Не боишься, что Элеса тебя побьет?
– Со мной мои «верные», – с достоинством ответил Одаса.
Итвара тем временем придвинул к двери стол. Эйонна стояла посреди покоя, судорожно сжав руки.
– Открывай, возмездие должно свершиться!
От нескольких ударов дверь не подалась.
– Дом окружен со всех сторон, – снова послышался голос Одасы. – Сегодня ночью во всей Сатре произойдет очищение от скверны. Нас много, и мы едины! – Голос его задрожал от волнения и восторга. – И не вздумай умолять о пощаде.
Итвара растерянно посмотрел на Эйонну.
– Со мной утешительница. Если я открою, вы отпустите ее?
– Я не уйду, – воскликнула Эйонна. – Мы не откроем.
– А, Учтивый собрался провести ночь с утешительницей! – Голос Одасы зазвенел от ненависти.
Он не любил Эйонну и чувствовал себя униженным всякий раз, когда речь заходила о ней. Одаса единственный из тиресов никогда не ходил к утешительнице из страха, что она его не примет и посмеется, расскажет об этом другим. За годы у него накопилась обида на нее. Итвару он ненавидел еще и за то, что для Эйонны он был больше, чем любой другой гость. Итваре Учтивому-то утешительница никогда не откажет!
Теперь на лице Одасы показалась торжествующая улыбка.
– Открывайте, или мы сожжем тебя в этом доме вместе с ней, – вдруг осенила его мысль.
Эйонна и Итвара молча переглянулись. Снаружи послышалась возня. Похоже, Одаса не шутил, и дом на самом деле обкладывали дровами из поленницы во дворе. Одаса крикнул: поджигай! Вскоре в щели стал заползать дым.
Итвара опустился на лежанку. Эйонна села рядом с ним и взяла его за руку.
– Что с тобой? Неужели опять тоска?
– Но задыхаться в дыму… сгореть заживо… – проговорил Итвара. – И ты… Зачем ты пришла?!
Внезапно он вспомнил:
– Эйонна, у меня есть яд. Так, на всякий случай… Я всегда боялся, что тяжело заболею или совсем заест тоска. Благодаря тебе, утешительница, до этого ни разу не дошло. Может быть, нам просто… – Он не договорил.
Эйонна неслышно хлопнула в ладоши.
– Вот и выход. Сейчас все будет хорошо!
Через миг она уже хлопотала, открывая шкафы, перебирая утварь. На низком столе она постелила скатерть, поставила кувшин с вином и два отделанных драгоценными камнями золотых кубка. Огонь светильника заплясал, отражаясь в гранях старинных чаш. Утешительница поставила на стол вазу с засушенными цветами. Итвара любовался Эйонной с печальной улыбкой на побелевших губах.
Утешительница плавно наклонила кувшин, вино медленно полилось в кубки. Дым в покое сгущался все больше, уже слышался треск огня. Итвара пересел за стол, протянул руку, но закашлялся от дыма – и кубок опрокинулся, а вино пролилось на скатерть.
– Вечно я что-нибудь испорчу, – огорченно произнес он.
– Ничего, – ласково ответила утешительница.
Из глиняного пузырька она вылила яд в свой кубок, долила его вином полнее.
Итвара глубоко вздохнул.
– Что ж, уйдем вместе. Да уже и пора: здесь становится жарко и дымно. – Он поморщился.
– Уже пора… – подтвердила Эйонна.
Она села на колени к Итваре, поцеловала его в губы и поднесла кубок, не давая в руки. Итвара выпил из ее рук и склонил голову к ней на грудь. Эйонна быстро допила вино и отставила пустой кубок на стол.
