одна, и вскоре он вышел из леса на большое чистое пространство. Впереди Кетанда впадала в Урак. Отсюда оставалось семьдесят километров. Он знал это точно.
Мишка шел широкой галечной косой к Ураку. Снега здесь выпало меньше, и он почти растаял. Дрова, попадавшиеся по дороге, были сухие. «Так жить можно», – размышлял Мишка. Над ним было чистое небо, светило солнце, и в душе было так же светло. Он был доволен собой. Не пройденным, не сделанным, но именно собой. Он давно не испытывал такого спокойного хорошего чувства. «Иду как взрослый самостоятельный мужик, иду по земле, и все у меня нормально...»
Мишка дошел до самого мыса. Голубая, прозрачная Кетанда шумно втекала в спокойный Урак. Он был очень широкий – метров двести, Кетанда наоборот, камнем легко перебросить, но быстрая и глубокая. Мишка посмотрел вверх по Кетанде, туда, откуда он только что пришел, и понял, что обойти не получится, и придется переплывать. Он принес к берегу три сухих ровных бревнышка и сложил их плотиком. Один конец связал бесценной своей веревочкой, а другой просунул в ремень от карабина, так, чтобы карабин оказался наверху плота, а ремень держал бревна снизу.
Закончив работу, разделся догола, сложил вещи на плотик, сильно оттолкнув свое сооружение от берега и, крякнув, погрузился в прозрачную ледяную воду. Вода была тяжелая, Мишка плыл на боку, изо всех сил работая ногами и загребая одной рукой, но ему казалось, что он еле движется. Он почувствовал, что стало мельче, попытался встать на ноги, но его сбило течением. Мишка еще наддал к берегу и в конце концов выбрался на сыпучую гальку.
Вещи не намокли. Дрожа от холода, и улыбаясь чему-то, и щурясь на теплое солнце, он вытерся рубашкой и натянул белье. Легче стало. Надел штаны, свитер, сапоги, побегал по косе, поплясал. Вроде и согрелся, и все же решил разжечь костер и поджарить мяса. Уж больно хорошее было настроение. Он тщательно готовил растопку и опять думал про зажигалку – только бы... И она загорелась, дала маленький, с детский ноготок, огонек. Этого было достаточно. «Хватит мне зажигалки, – думал Мишка, – дня на два точно хватит, может, и на три».
Он погрелся, повесил сушить медвежью шкуру и пошел к воде разбирать плотик. Даже жалко было. Раза бы в три побольше, глядишь, и его бы выдержал. Потом он зарядил шашлычки из медвежьего сердца. Сидел, крутил их над огнем, а сам все думал. Сложил на песке пять одинаковых палочек и соображал, как бы соединить.
Был бы топор, можно было бы попробовать «ласточкин хвост» вырубить в бревнах да прогнать поперечину, он читал об этом когда-то. Он положил на два конца палочек две поперечинки. Можно было просто привязать бревна к этим поперечинам. Но чем? Нужно много веревки. И вдруг его осенило. Он положил две поперечинки под плот, а две сверху. Если концы поперечин, выступающие за края плота, связать между собой, то бревна никуда не денутся. Это будет плот. Хлипкий, конечно, но крепить-то всего в четырех точках. Чем бы только связать? Мишка стал внимательно изучать свои вещи.
«Так, у меня есть два метра крепкой веревки. Это – один узел. На второй пойдет ремень от карабина. Это – два. Можно порвать штаны на ленточки, или рукава от куртки, но это...» – его взгляд остановился на медвежьей шкуре – из нее можно было нарезать километр прочных ленточек.
Он снял подгоревший шашлык и, жуя на ходу, пошел искать метериал для плота. Обошел всю косу, но нашел только два более-менее подходящих бревна. Нужен хороший залом, решил Мишка, собрался и пошел вниз.
Медведя он увидел издали. Тот стоял на мелководье в середине речки. «Рыбачит», – подумал Мишка, зашел в кусты и стал приближаться. Косолапый ловил рыбу «в узерку». Стоял на перекате, засунув голову под воду, и высматривал лососей, поднимавшихся из ямы. Время от времени он резко совался мордой вперед, затем прыгал с вытянутыми лапами, поднимая тучу брызг, но мазал и снова возвращался на свое место. Мишка осторожно подошел метров на пятьдесят, прячась за кустами, дальше была открытая коса. На всякий случай снял карабин с плеча. Он не собирался стрелять, просто было интересно наблюдать зверя так близко. Косолапый был молодой и вел себя боязливо. Время от времени вставал на задние лапы. Осматривался. Весь мокрый, он скорее походил на высокую худую собаку с ненормально большой башкой и толстым пузом. Когда он засовывал голову под воду, он так смешно от-клячивал зад, что у Мишки возникало желание подойти и дать ему пинка, он буквально дрожал от мальчишеского азарта. Когда «рыбак» в очередной раз занырнул, Мишка вышел из-за куста и потихоньку двинулся вперед. Он дошел почти до воды, до зверя оставалось не больше тридцати пяти шагов. Было видно, как вода прокатывается по мягкой шерсти. Мишка, понимая, что это уже совсем наглость, остановился, подобрал приличный голыш и швырнул его в направлении зверя. Сам же заорал во всю дурь: – Ого-го-го-гоу!..
На всю тайгу, аж сам испугался. Медведь подпрыгнул на четырех лапах и рванул на противоположный берег. Он бежал большими прыжками, успевая, однако, озираться. Мишка попытался свистнуть ему вслед в четыре пальца, но не вышло, руки тряслись со страха, а сам подумал, что медведь с того же страха мог рвануть и к нему.
Он обругал себя «старым дураком», но чувствовал, как его распирает от пацаньей дурости. Взять да вот просто так подойти к медведю. Даже жалко, что никто не видел.
Часы показывали полчетвертого, когда Мишка сбросил вещи у большого залома. Он было присел отдохнуть, но не выдержал и полез подбирать бревна. Чего здесь только не было: и толстенные, непонятно как сломанные стволы тополей, и березы с измочаленными ветками, елки, лиственницы с корнями. Река будто громадным бульдозером напрессовала большой водой все это богатство и оставила сохнуть. Для плота лучше всего подходила елка, но ее было мало. Мишка лазил по бесформенной груде, растаскивал, вынимал нужное. Это не всегда получалось, многие деревья были зажаты намертво. Несколько стволов он перепилил маленькой, но ловкой пилкой перочинного ножа. Когда начало темнеть, у него были готовы пять бревен и поперечины из сырой березы. Он аккуратно сложил всю конструкцию. Выглядело неплохо.
Проснулся Мишка затемно. От вчерашней работы поламывало руки. Он вылез из шкуры, зажег костер и пошел к залому за дровами и, когда искал их в темноте, нашел жестяную банку. Мишка вернулся к костру. Осмотрел ее. Банка была мятая, местами ржавая, но без дырок и большая, литровая. Он выправил ее, сбегал за водой и пристроил к огню. Теперь можно было варить чай и уху. Мишка сидел возле огня и в нетерпении совал палец в банку. Наконец, не дождавшись, когда закипит, стал пить горячую, обжигающую воду. Это было так непривычно и вкусно, что он пил, смеялся громко и с удовольствием хлопал себя по коленкам.
Начало светать, и хотя для рыбалки было еще темновато, он взял спиннинг и пошел к реке. Мишка шел и весело просил Бога, чтобы он послал ему рыбки, и представлял себе, как нарежет кижуча на куски, и сварит. И Бог ему послал – в первой же яме он поймал четырех небольших серебристых гольцов. Мишка насадил их на палочку и пошел к лагерю.
Небо над ним было чистое. Большое солнце поднималось со стороны моря, к которому спешила река. «Сейчас сварю уху, парочку запеку на углях на дорогу и свяжу плот. Часов в одиннадцать поплыву». Надежда была так велика, что он радовался и одновременно хмурился на себя – боялся загадывать. Что-то уж больно везет.
Он шел вдоль берега и уже возле самого лагеря увидел, как из воды выпрыгнул лосось. «Надо бы икорки поймать», – подумал, положил кукан с гольцами на гальку и забросил блесну. Первые несколько проводок ничего не дали. Он зашел повыше, бросил еще раз и повел чуть медленнее. Поклевка ощутилась как зацеп, но он понял, что это рыба. Она медленно шла вверх по течению. Мишка заторопился и, надеясь на прочность шнура, стал вытягивать силой. Спиннинг согнулся дугой, но вдруг отыграл назад, и свободный от блесны шнур змейкой лег на поверхность. Мишка сматывал его на катушку и понимал, что по-глупому оборвал единственную свою снасть, шнур выдерживал больше тридцати килограмм и просто перетерся возле блесны.
Он пришел к костру и бросил спиннинг в кусты. Потом подумал и решил взять шнур – может, пригодится. Снял шпулю с катушки и тут понял, что этим шнуром нужно вязать плот. Он быстренько отрезал у гольцов головы, засунул в банку с водой, пристроил на углях и пошел к плоту.
Через два часа все было хорошо увязано. Ему удалось затянуть не только концы поперечин, но и слабые места в середине. Мишка нашел в заломе длинную жердь, обрезал сучки, вернулся и столкнул плот на воду. Осторожно, опираясь на шест, встал на неровную поверхность, походил. Плот надежно держал. Можно было стоять даже на самом краю.
Мишка сидел у костра. Перед ним стояла горячая закопченная банка, из которой торчали
