Осталось всего ничего: переправиться «во-о-он на те острова». Красавчик Рома в ярко-красной спортивной куртке, показывал, как они поплывут. Все смеялись, острили, кто-то искал свитер в рюкзаке, потому что с Волги дул холодный ветер.
Чуть в стороне, на самом яру, стоял коренастый парень в выгоревшей штормовке и армейской панаме. Смуглолицый, с темными усами, Андрей был постарше других. Растерянно глядел на реку. Он с детства знал эти места, и ему не нравилась ни погода, ни непривычно пустая вода. Ни одной лодки, насколько было видно берег, не было спущено.
– Ну? Ково ты говоришь? – подошел к нему невысокий деревенский мужик лет пятидесяти с красивым, спокойным и чуть недовольным лицом, в кепке и старой телогрейке. По карманам шарил, ища сигареты.
– Так что же нам делать, дядь Юр? – Андрей достал «Яву».
– Не знаю. Нет лодок-то еще. Я свою только начал, – дядя Юра окал, непривычно для слуха, сипловатым, прокуренным голосом. – Лед-то, вон. Кто ж спускать станет? Дня через три, не раньше.
Дядя Юра докурил, затоптал окурок и ушел во двор. Все планы Андрея рушились. Обкусывал края усов, смотрел он на кажущиеся такими близкими отсюда острова. На совсем редкие льдины, которых и боялись местные. Он и без дяди Юры понимал, что дело дрянь, но вокруг стоял нежный, капризный московский народ, который рассчитывал на него.
Андрей пошел на пристань. Это было недалеко, и он еще сверху, с яра, увидел, что пристань мертвая, даже окна были заколочены. Рядом валялись бакены, нечищеные и некрашеные. Он не стал спускаться, повернул в переулок, чтобы не идти мимо ребят, и отправился в рыбколхоз.
Хмурый шел. У многих домов стояли на подпорах лодки. Какие-то уже покрашены, но была середина дня, и на улице никого не было. Только козы с веревками на шее глядели на него с любопытством, да куры копались, пуская по ветру пыль. Андрей думал, что если сегодня не удастся переправиться, придется ставить палатки за деревней, за коровником. Местные обязательно припрутся после танцев. Бухие. Выдрючиваться начнут. Будем сидеть, слушать.
Большой колхозный катер блестел свежими синими бортами и красным дном у самой воды. Бригадир сидел тут же, разбирал сети с рыбаками. Но даже и разговаривать не стал. Ни за деньги, ни за водку. Глянул только на Андрея исподлобья, как на деревенского дурачка.
Андрей возвращался к ребятам и не знал, что им сказать. Ситуация была безнадежная. Он вышел из проулка. Все стояли над обрывом и смотрели вдаль.
– Андрей, – увидела его Лера, – где ты ходишь, вон лодка!
Далеко еще, с коренной, шла небольшая дю-ралька с подвесным мотором. Шла против ветра и, видимо, не быстро, но все равно иногда вылетала на волне почти на весь корпус, высоко взбивая воду. Из ворот вышел дядя Юра.
– Сюда вроде? Не знаешь, кто это? – Андрей напряженно следил за лодкой. Она еще могла повернуть направо в Затон, а могла и просто проехать мимо.
Дядя Юра прищурился, поднял руку, заслоняясь от солнца.
– Ленька это мой... – нахмурился и, не обращая внимания на девчонок, выругался крепко: – летит!...ный! Долетается когда-нибудь.
– Ленька! – обрадовался Андрей, – вот, черт, я его сто лет не видел. А может, он нас.
– И не думай даже! – сурово повернулся к нему дядя Юра. – У него «Казанка». а вас вон сколь. И погода. Утопит кого, отвечай за вас! – он ушел во двор, громко брякнув тяжелой калиткой. Будто гвоздь забил в конец разговора.
«Казанка» тем временем причалила внизу под яром.
– А ты что, его знаешь? – тихо спросил Роман, скосив глаза на лодку.
– Ну, так... он маленький был. – кивнул Андрей.
– А-а... может, поговоришь?
– Да видишь. – Андрей сморщился и потер лоб.
Из лодки выскочила собачка. Мужик в корме гремел железом. Мотор снимает, понял Андрей и, воровато оглянувшись на двор, мелко подпрыгивая, побежал вниз.
Ребята и девчонки уже толпились недалеко от лодки. Ленька откручивал двигатель.
– Здорово, Лень, – подошел Андрей и протянул руку. Он волновался. От этого парня сейчас зависело все.
Ленька поднял голову, посмотрел внимательно, не очень, видимо, узнавая, но руку подал. Он был похож на отца, те же светлые волосы, такое же красивое, скуластое лицо с голубыми глазами, но выше ростом. Фуфайка, свитер, вязаная шапочка, пижонски сдвинутая на правый глаз – все было насквозь мокрое.
– Не узнаешь, что ли? Андрей я. Лодка еще моя здесь стояла. Зеленая... Не помнишь?
– Да хрен ее знает. Ну, я тебя помню вроде, – он сел на борт, отчего лодка гулко перекинулась на киле, и стал закуривать. – А я смотрю, откуда толпа возле дома? И автобус.
– Слушай, не отвезешь на Пески? Ленька внимательно посмотрел на Андрея.
– Ничего себе, народу-то... сколько вас?
– Тринадцать.
– Ну!
– Да я понимаю, но больше нет никого.
– Слушай, э-э, Леонид. – по-свойски зашептал в рыжую бороду Боря – в нем было два метра роста. – Мы заплатим. Водка тоже есть.
– Дэ-э, – сморщился Ленька и посмотрел на острова.
Про то, что лодок нет, он хорошо знал, но ехать совсем не хотелось, а хотелось поесть и выспаться... и еще надо было огород перекапывать и чистить бакены. – он недовольно глядел на дурную весеннюю реку и понимал, что все равно поедет – не умел он отказывать в таких ситуациях.
Все осторожно молчали. И тут Оксана, самая яркая среди девчонок, втиснулась между Андреем и Ромой. Стройная, обтянутая джинсами, в легкой ветровке, под которой, прямо-таки чувствовалось, что все в порядке, присела на корточки и уверенно положила тонкие пальцы на Ленькино колено. На мокрые серые штаны. Это было так неуместно, что Андрею кровь ударила в лицо, но Оксана, не обращая ни на кого внимания, весело прищурившись, смотрела на Леньку.
– Ну что, поедем? – она только чуть-чуть спрашивала, она больше обещала ему что-то. И так обещала, будто вокруг и нет никого. Особенно Ромы.
Ленька нахмурился, отводя от нее взгляд, громко шмыгнул носом, глянул быстро на ребят и поправил шапочку. Потом опять отвернулся к Волге, но видно было, что у него даже уши красные.
Все, кроме Леньки, понимали, в чем дело. В поезде Оксана выкинула точно такую же штуку с проводником, и все забавлялись, как паскудно суетится мужик, таская им «чаек». Кое-кто из москвичей и теперь отвернулся в сторону, улыбаясь, Андрею же было ужасно стыдно – одно дело проводник, а здесь, в деревне, на берегу реки. И он, помнивший Леньку светлым, голубоглазым пацаненком и никогда не любивший Оксану, злился, что поддался на Ромкины уговоры и вообще ее взяли. Но делать было нечего.
Ленька повернулся, глянул наверх, на пустую лавочку над яром, поскреб щетину.
– Дай я хоть пойду переоденусь, носите пока.
Все радостно заулыбались, переглядываясь, а Рома даже обнялись с Борей крепко, но тихо, чтобы не спугнуть удачу. Все, кроме Андрея, полезли наверх за рюкзаками. Он не хотел встречаться с дядей Юрой, который мог еще все расстроить. Легко мог и штакетину из забора выломить.
Через пятнадцать минут почти все спустили вниз. Ленька вышел из дома, дожевывая кусок хлеба. Хмурый вышел, видимо, дядя Юра свое слово сказал. Рядом с грудным ребенком на руках шла Светка. Она говорила ему что-то твердо и недовольно, но тихо, чтобы не разбудить малыша. Это была красивая блондинка с тонкими чертами лица и тонкими пальцами, и студенты невольно потянулись к ней глазами, а Боря подумал, что бывает же – в такой глуши и такая красавица. Светка замолчала, поздоровалась и улыбнулась всем. Сначала как-то натянуто, не глядя ни на кого, но потом, прикрыв лицо ребенка уголком одеяла, уже хорошо улыбнулась. Видно было, что мамашей она толком еще не стала, и ей больше хотелось поехать на острова, чем сидеть дома.
Все спускались вниз к лодке, Ленька вдруг остановился в полгоры:
– Светка, – закричал жене, – отцу скажи, чтоб старый мотор достал, – и махнул рукой, – он знает!
