– Да, Майк, – ответил я. – Только его здесь нет.
– Совершенно верно, Джон, – сказал Майкл. – В шкатулке его нет. Вот он. – И он протянул мне ключ.
– Майк! – вскрикнул я.
– Джон! – передразнил он меня.
Меня охватило отвращение. Что с ним сделалось, с моим Капитаном.
– Спокойной ночи! – сказал я и отвернулся.
– Или доброго утра, – засмеялся он и ушел класть ключ на место.
Я вернулся в свою комнату и лег. Мучительный вопрос был разрешен. Я сразу крепко заснул.
В обычное время меня разбудил наш слуга Дэвид. Он принес горячую воду.
– Половина восьмого, сэр, – сказал он. – Когда туман разойдется, будет превосходное утро.
– Спасибо, Дэвид, – сказал я и сел на кровати.
Что случилось? И вдруг я вспомнил вчерашнюю идиотскую историю и падение Майкла. Ну что ж, ничего не поделаешь, даже на солнце есть пятна. Незачем все время думать о единственной ошибке Майкла. А все-таки это так на него непохоже!
Я оделся и спустился, захватив по дороге клюшку для гольфа и мяч. До завтрака я решил потренироваться.
В саду я неожиданно встретил Клодию. Это очень меня удивило. Обычно она появлялась последней. Она выглядела утомленной и больной. Когда я подошел, она стояла задумавшись над каким-то, видимо, очень неприятным вопросом. Когда она меня увидела, ее лицо прояснилось, пожалуй, слишком быстро, – показалось мне.
– Здорово, червяк, – сказала она.
– Здравствуй, птичка, – сказал я. – В чем дело?
– Какое дело? – спросила Клодия.
– Мне показалось, что ты решаешь какую-то важную задачу, – с мужской бестактностью ответил я.
– Чушь! – сказала Клодия и ушла.
Я забросил свой мяч за теннисную площадку и тщетно пытался ударить его, чтобы послать дальше. Я основательно вспахал клюшкой всю лужайку, зацепил мяч, загнал его в куст остролиста, швырнул вслед ему клюшку и ушел, глубоко засунув руки в карманы, обозленный на Майкла.
У дома стоял Бердон с гонгом. Медная шкатулка иронически смотрела на меня с камина. Я помыл руки и прошел в столовую.
В камине шумел огонь. Серебряный чайник свистел на спиртовке, с буфета доносился прекрасный запах, исходивший от четырех блюд, накрытых колпаками. Громадная комната с ее высокими окнами, из которых открывался один из самых прекрасных видов в Девоне, с огромным турецким ковром, перекрывавшим большую часть старого дубового пола, и с прекрасно накрытым столом, блестевшим в лучах утреннего солнца, была олицетворением устойчивого комфорта и основательного благополучия.
Дигби расхаживал по комнате. В одной руке он держал тарелку с кашей, а другой быстро орудовал ложкой. Огастес стоял у буфета и снимал крышки с блюд. Он накладывал на свою тарелку овсянку, яйца, ветчину и колбасу.
– Хорошо сработано, Огастес! – сказал Дигби почтительным тоном. – Прибавь сверху риса.
– Уже ел, – кратко отвечал Огастес.
– Молодец! – сказал Дигби и пошел за чистой тарелкой.
Изабель сидела на своем месте, и я пошел к ней, чтобы спросить, что для нее принести.
– Я подожду тетю Патрисию, – сказала она и левой рукой пожала мою правую.
Вошел Майкл.
– Тетя спустилась? – спросил он и добавил несколько запоздалое пожелание доброго утра.
– Нет, – сказал Дигби. – Внимание! Смотрите на меня. Сейчас я проглочу все, что есть на этой тарелке, и скроюсь. Я не хочу встречаться с тетей так рано утром.
– Клодия вышла? – спросил Майкл.
– Я видел ее в саду, – ответил я.
– Пойду позову ее завтракать, – сказал Майкл и ушел.
– Отнеси ей на вилке жареную почку! – крикнул ему вдогонку неугомонный Дигби.
После этого разговоры на некоторое время прекратились. Наши рты были заняты более важным делом.
– Я полагаю, что драгоценности короны благополучно лежат на месте, – вдруг высказал вслух Дигби общую нашу мысль. – Дверь все еще закрыта, я сам пробовал.
– Все, конечно, в порядке, – сказал я.
– Сам видал? – съехидничал Огастес.
Дверь открылась, и Майкл вошел вместе с Клодией. Клодия была совсем белая, а Майкл выглядел неестественно сдержанным. Изабель внимательно на них взглянула.
