заведении было практически пусто, и поэтому все старались вам угодить.
— Я просто тащусь от этого заведения, — сказал Стивен.
— Я рассказывала о нем Сэм, — ответила Андреа и положила ему в рот кусочек чего-то.
Сэм в тихом бешенстве жевала свой кусок. Не будь Андреа и Яйцо влюблены друг в друга, можно было бы сказать, что это все равно входит в их планы. Возможно, в данный момент Андреа и не клала ему в рот кусочек чего-то. Сэм поняла, что это просто выдуманная ею же самой история, причем история вовсе не про этих двоих.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила она Стивена.
— Лучше не надо, — возразила Андреа.
Стивен поднял кусочек имбиря и нацепил себе на палец словно крошечную шляпу.
— Хорошо, я кое-что тебе расскажу, — ответил он. — Ты имеешь в виду анекдот? Что тебе хочется услышать: историю или анекдот о том, как кто-то нашел на улице деньги? Или погоди, я уже все запорол.
— Ничего страшного, — успокоила его Андреа. — Этот анекдот мы знаем.
На самом деле Сэм и Андреа никогда не слышали этот анекдот. Сэм вообще сидела на такой мели, что ей уж точно запомнился бы анекдот про найденные на улице деньги. Она сжала в руке чашку — очевидно, импортную. В Японии живут миллионы людей, многие наверняка несчастны и сидят без денег, и все равно по какой-то неведомой причине бутылки саке обычно маленькие-маленькие.
— Сменим тему, — сказала Сэм.
— Думаю, я сменю тему, — кивнула Андреа. — Что нам предпринять по поводу дня рождения Сэм?
— Лишь бы не дома, — заметила та.
— Если мы выберемся куда-нибудь, вдруг Майк не сможет с нами пойти, — возразила Андреа.
— Какая разница, — отозвалась Сэм. Она перевернула свою пустую чашку и прижала ладонью к столу, словно боялась, что та убежит. — Эти объявления о птичках копятся и копятся, хоть ты тресни. Пропал попугайчик Петти, звонить туда-то. Читать невозможно — тоска, да и только. Можно подумать, они его найдут.
— Он улетел, — согласилась Андреа.
— Нет, что вы, — возразил Стивен. — Обычно, когда такие птицы теряются, в парке их ждет стая, и тогда они начинают порхать все вместе. Я читал об этом в журнале. Там еще были картинки.
Журналы. Скажет тоже!
— Брехня! — махнула рукой Сэм. — Я постоянно бываю в парке и ни разу ничего подобного не видела. Все это враки. Люди просто гуляют и решают свои проблемы. Именно для этого и существует парк. Там еще есть лошади, за которыми любят наблюдать девочки.
— Неправда, — стоял на своем Стивен, он же Яйцо. — В парке всегда есть стая ярких красивых птиц. Все эти потерянные попугаи, зеленые волнистые попугайчики, как тот Петти, канарейки, туканы и еще такие черные птицы — не знаю, как они называются, они еще воруют блестящие предметы.
Стивен вытер рот салфеткой — один раз, а затем, медленно-медленно, второй.
— Ну, Сэм? Что бы ты хотела на день рождения?
Сэм выпустила из рук бесполезную чашку.
— Птицу, — неожиданно солгала она. До дня ее рождения оставалось еще две недели.
Стивен улыбнулся обеим девушкам и, словно новыми вставными челюстями, клацнул палочками.
— Хорошо, — сказал он и откусил кусочек холодного яйца.
Какое-то время именно он был участником нашей истории.
Андреа и Сэм обожали альбом группы «Clash» «Sandinista!», и неспроста. Потому что он длинный. У меня дома он записан на двух компакт-дисках, а у них — на трех виниловых пластинках. Яйцо-Стивен был прав — это действительно очень напоминает восьмидесятые, хотя альбом и вышел в восьмидесятом году. «Clash» тогда помешались на рэгги, поэтому его там немерено. Потом была еще такая фишка, как «даб», — практически тот же рэгги, только с инструментовками. Андреа и Сэм растянулись на диване, смеясь и споря о том, чья очередь встать и перевернуть пластинку, и тогда их постоялец впервые за все время поцеловал Сэм, поцеловал в плечо. Ей никогда не забыть — в тот момент звучала «Somebody Got Murdered», ее любимая песня альбома, и все равно Сэм была вынуждена признать, что альбом слишком длинный. Порой, когда она пыталась его слушать, причем в комнате, освещенной бессонницей, ничего не происходило, альбом, казалось, протягивал свои инструментальные пальцы далеко в ночь, словно ему тоже хотелось чего-то лучшего.
Однако сегодня все происходило утром, и играл не альбом «Clash», а снова альбом «Katydids», и Сэм точкой с запятой свернулась калачиком на диване, а Андреа подвинула ей ноги, чтобы сесть на полотенце и поговорить о новой двери душевой кабины. Затем в комнату вошел Яйцо — значит у него свой собственный ключ, потому что Сэм никогда не забывала замкнуть дверь. Он что-то принес, что-то такое, что поначалу можно было принять за призрак какого-то карлика. Увы, это оказалась клетка, поверх которой был наброшен кусок белой ткани.
— С днем рожденья! — пропел Яйцо с фальшивым британским акцентом. — С днем рожденья! — Однако остановился, не допев до строчек, которые всем нравятся: «С днем рожденья, дорогая…» — после чего надо только добавить имя. Вместо этого он просто поставил клетку Сэм на колени.
Сэм заглянула внутрь — что там такое?
О боже, или как тебя там! Откуда здесь всякие кошмарные вещи? Ну почему, если ты сотворил мир, почему ты сотворил его именно таким, а не лучше? Почему мы должны делать все возможное, если ты сам этого не сделал? Ты, о Совершенный или Совершенная? Ну что тебе стоит сотворить для нас поцелуй, когда мы о нем мечтаем; о ты, кто находит наших пропавших питомцев вместо того, чтобы лишний раз лягнуть нас, когда мы и без того повержены? Ведь если послушать все эти истории про всех этих птиц, улетающих на юг, когда здесь у нас наступают холода, неужели ты должен проявить себя именно так, на коленях у Сэм?
— Продавец сказал, что его зовут Любимчик, — пояснил Стивен, он же Яйцо. — Если хочешь, можешь назвать его иначе. Это птица любви, ты уж меня извини за банальность.
— Мне казалось, они живут парами, — заметила Андреа и накрыла клетку куском ткани. — Заткнись, заткнись, заткнись.
— Только не эта, — сказал Стивен. — Это редкая птица — ха! — как и ты, Сэм.
— Пошел к черту!
На первом альбоме «Katydids», ближе к концу, есть кусочек, где они почему-то поют по-японски.
— Стивен, ты не мог бы на минутку оставить нас одних, — попросила Андреа.
Стивен встал. Сэм тоже встала бы, если бы он прошел в кухню, однако он остановился и просто так, от нечего делать, прихватил с собой коробку, на которой было написано «Кормушка для колибри», — и этим все было сказано. Яйцо был слишком опасен, чтобы оставаться в истории Сэм.
— Он тебя прирежет, — негромко произнесла она. — Я его знаю, Андреа. В один прекрасный день он отправится в поход с кем-нибудь из своих дружков по колледжу, и они вдвоем это устроят. Ты исчезнешь. Испаришься, будто тебя и не было, а я буду здесь одна сидеть на диване и слушать альбом «Katydids».
— Альбом уже почти кончился, — зловеще промолвила Андреа.
Сэм вздохнула и посмотрела на полотенце, в которое была завернута Андреа. У нее с трудом укладывалось в голове, что махровая ткань может быть столь прекрасна.
— Знаю, — сказала она, — я схожу с ума. Можешь мне об этом не говорить. А еще я знаю, что права насчет твоего Стивена. Ты исчезнешь, Андреа, исчезнешь в лесу.
Андреа подалась вперед и взяла Сэм за запястья, взяла легко, почти не сжимая.
— Послушай меня. Ты едва выносима. Я едва терплю твои выходки.
Все эти «едва» — Сэм и Андреа это знали — были откровенной ложью, чем-то таким, чего им никак не склеить вместе. Они посмотрели друг на друга, как пара вводных предложений. Откуда-то с кухни поверх альбома «Katydids» послышалось, как Стивен, он же Яйцо, открывает коробку.
Сэм поднялась с дивана и, взяв с собой только что подаренную ей птицу, вышла вон, чтобы не мешать счастью этих двоих. Еле передвигая ноги, она тащилась вдоль улицы, и тут неожиданно, подобно чуду, перед ней вырос ее друг Майк — он стоял посреди тротуара, разглядывая собственные ботинки.
