был голоден. — Может быть, мне помочь вам? — предложила она.
— Я готовлю не так уж плохо, — сухо отказался он.
— Я беспокоюсь о вашей руке.
— Не волнуйтесь, я справлюсь и одной рукой. Но прежде скажите, пожалуйста, чего вы не любите.
— Я практически всеядна.
— Как насчет картофеля фри? Я купил к нему уже готовые салаты. Надо только заправить их майонезом, и мы сможем есть прямо у огня с тарелками на коленях.
— Звучит замечательно.
Отбросив полотенце, он достал из шкафчика херес, бутылку белого вина и штопор.
— Вот теперь, пожалуй, потребуется ваша помощь. Открыть бутылки одной рукой я не смогу.
Внезапно и так не слишком яркий свет замигал и погас, оставив их при слабом мерцающем свете огня в камине. Мадлен застыла в нерешительности. К ее счастью, лампочки опять загорелись так же внезапно, как и погасли.
Когда обе бутылки были открыты, Луи налил в ее бокал янтарный херес.
— Надеюсь, вам нравится этот напиток?
— Да, спасибо, — ответила она. Она не сказала ему, что практически не пьет.
Вытянув ноги поближе к камину, Мадлен откинулась на спинку кресла и, отпивая херес, принялась наблюдать за ним из-под полуопущенных ресниц.
На нем был тонкий кремовый шерстяной свитер, подчеркивающий ширину его плеч и груди. Светлые взъерошенные волосы придавали ему слегка мальчишеский вид, что, судя по всему, совершенно не соответствовало его подлинной натуре.
Это был зрелый и опасный мужчина, и ей надо постоянно об этом помнить, не обманываясь его внешностью.
Наконец тепло и херес сделали свое дело: Мадлен начала понемногу расслабляться, к ней вернулась способность здраво рассуждать.
Конечно, нет ничего хорошего в том, чтобы оставаться здесь взаперти с незнакомым мужчиной. С другой стороны, не так уж все страшно — она находится в тепле, у нее есть еда и крыша над головой, а он не какой-то уличный проходимец, а человек, которому можно доверять.
Правда, он неожиданно поцеловал ее, но в ночь перед Рождеством это вряд ли можно считать криминалом. Если быть честной, надо признать, что его поцелуй не был ей так уж неприятен. Он напоминал ей Анри и лучшие моменты в ее жизни.
Однако перспектива провести с ним наедине остаток вечера страшила ее. Надо оставаться спокойной и неподвижной, решила она, по крайней мере, создавать видимость невозмутимости.
Если он задумает приставать к ней, она сумеет своей холодностью остудить его пыл. Это у нее хорошо получается.
Как странно, что он не женат. Может быть, он относится к тому типу мужчин, которые встречаются с женщинами только ради постели? Или он предпочитает жить отдельно от своей возлюбленной? В любом случае, трудно представить его монахом.
Интересно, если у него есть любовница, почему он оказался здесь один? Не исключено, что она планирует приехать сюда позже…
4
— Так удобно, когда готовка не требует много времени и сил.
Она вздрогнула от неожиданности, увидев, что он стоит рядом и протягивает ей поднос с едой. На подносе, выстланном салфеткой, стояли стакан с вином, большая тарелка с жареным картофелем, разными салатами и куском жареного цыпленка.
Он поставил бутылку с остатками вина на низкий сервировочный столик, расположился напротив с подносом на коленях и поднял бокал с вином.
— За нас с вами!
Она с усилием выпила вино и вдруг почувствовала, что дико голодна и не нуждается в дополнительном приглашении к еде.
Какое-то время они ели молча. Потом он взял бутылку и наклонился, чтобы наполнить ее бокал, но она отрицательно покачала головой.
— Спасибо, мне больше не надо.
— Вы уверены? Ведь сегодня Рождество!
Она все-таки вежливо, но твердо отказалась.
— Обычно я не пью.
— Вы очень добродетельны.
Проигнорировав насмешку, она сосредоточилась на еде, которая, к ее удивлению, оказалась очень вкусной. Скоро ее тарелка опустела. Она положила вилку и нож и поблагодарила:
— Было очень вкусно. Спасибо.
— На завтра я приготовил традиционную рождественскую индюшку, только забыл купить к ней клюквенный соус, — победоносно заявил он.
Она не ответила, и он вопросительно вскинул брови.
— Вы не выразите восхищения даже ради любезности?
— Я намереваюсь завтра с утра отправиться домой, — неожиданно раздраженно сказала она.
— Ветер воет с такой силой и так обильно падает снег, что я бы за это не поручился. Такой буран я видел только однажды, когда был ребенком. Поскольку снегоуборочная техника, которой всегда не хватает, будет задействована в более оживленных местах, думаю, мы будем отрезаны на несколько дней. Впрочем, у нас достаточно еды, напитков и дров. Так что не о чем беспокоиться. Нам на самом деле просто повезло.
Его самоуверенный легкомысленный тон задел ее за живое. Внезапно Луи рассмеялся глубоким смехом. В другое время она наверняка заулыбалась бы в ответ, но сейчас отчаянно запротестовала:
— Не вижу ничего смешного!
— Конечно, вы же не сидите на моем месте и не можете видеть выражение вашего лица.
Ее серые глаза гневно сверкнули.
— Все это из-за вас! Вы-то находитесь у себя дома, там, где вам нравится быть.
— А вам больше понравилось бы сидеть в вашей однокомнатной квартирке в одиночестве? Или мучиться в обществе семейства, где вам не очень-то рады?
Щеки Мадлен вспыхнули ярким румянцем. В который уже раз она упрекнула себя за то, что слишком много сказала ему о себе. Она не отличается излишней болтливостью. Наверное, нервная встряска заставила ее так разговориться.
— Простите, — через секунду добавил он. — Я не слишком тактично высказался.
Она сердито вздохнула.
— От этого ваши слова не перестали быть правдой.
— Мне очень жаль. Я сам не верю в то, что сказал. Просто вы уязвили мое самолюбие, потому что я- то счастлив тем, как все сложилось.
Она промолчала, все еще не в силах успокоиться, а он продолжил:
— Если вы здесь родились и выросли, у вас должно быть много друзей?
— После школы я на три года уезжала учиться в коллеж, потом два года жила в Париже и потеряла связь с большинством из них.
— Почему тогда вы так расстраиваетесь, что вам придется здесь задержаться? Я понимаю, что в Шато дю Буа сейчас не очень комфортно, но, надеюсь, у вас хватит чувства юмора и воображения, чтобы воспринимать вынужденную изоляцию как забавное приключение…
Именно так оно и было бы, окажись на твоем месте какой-нибудь другой мужчина, подумала она. Но
