Вполне понятно, почему человек впадает в подобное психическое состояние: его подавляет страх и ощущение своей полной беспомощности. Но до сих пор еще идут споры о том, почему именно кругами бродит по лесу человек. Как-то поставили опыт: завязали человеку глаза и оставили посреди обширной ровной площадки. Только несколько шагов сумел сделать он прямо, а потом принялся описывать широкие, неправильные окружности. Возможно, виной тому какая-то биологическая наша особенность? Трудно сказать. Высказывалась и такая мысль: человек, потеряв ориентацию, ходит кругами потому, что одна нога у него обязательно сильнее другой, поэтому один шаг делается непременно длиннее другого. А в результате и получаются вот эти круги.
Мы не собирались подводить какие-либо итоги в научном споре о том, почему все-таки человек по лесу кружит, поэтому шли, стараясь держать свой путь как можно прямее. Не может быть, чтобы когда-нибудь мы не вышли к какой-нибудь речке или ручью, а они-то уж обязательно нас выведут к людям.
Солнца и звезд мы по-прежнему ни разу не видели — над нами висело тяжелое, темное небо, поэтому никак не могли определить, хотя бы и приблизительно, в какую сторону движемся.
Во время переходов комары особенно не докучали, но стоило остановиться на отдых или расположиться на ночлег, как они начинали поедом есть. То и дело над ухом раздавался тонкий, отвратительный писк, после которого ждешь острый укол — и всегда ошибаешься, пытаясь угадать, каким именно местом соблазнится комар. Как ни старались не обращать на насекомых никакого внимания, терпения хватало не больше чем на минуту. А после этого хотелось встать и бежать.
Ни одной ночи мы так и не спали из-за треклятых насекомых и из-за сильного холода. Не знаю, сколько градусов показал бы термометр, но, когда мы пили воду из полиэтиленовой фляги, зубы ломило от холода.
Кулинарные достоинства блюда из грибов, которое трижды в день подавал Алексей, убывали в геометрической прогрессии. Исключительно потому, что один вид их вызывал отвращение. Мы ели по необходимости, чтобы сохранить хоть какие-то силы, но с каждым днем это становилось труднее и труднее. Две-три ложки пресного грибного отвара — больше съесть мы не могли себя заставить.
Попадались и ягоды. Крупная сочная костяника— студенистая, полупрозрачная, с крепкой косточкой в середине. Таких больших ягод у костяники я никогда прежде не встречал. Пробирались мы и через заросли спелого шиповника, теперь уже с удовольствием поедая его алые, чуть вяловатые плоды. Алексей из них делал вкусный напиток, хорошо утоляющий жажду. Мы находили обширные поляны, сплошь покрытые глянцевитыми кустами брусники, но ягод на них почему-то не было, как не было черники и голубики. Наверное, время этих ягод прошло.
Чудно в тайге. Тихо. Так тихо, что в ушах звенит от этой непривычной тишины. Безветренно. Листья на деревьях недвижны, и трава стоит прямо. А налетит слабый ветер — и сразу послышатся шорохи, легкие, невнятные, как счастливый шепот любимой.
Какое было бы счастье, если бы могли мы, современные люди, хоть иногда пожить, соединившись с природой, сделавшись, пусть ненадолго, ее естественной частью, питаясь тем, что можно найти в лесу и в реке... Какое глубокое отдохновение ощущается в такие часы и минуты... Отступают заботы и растворяются за какой-то далекой чертой, разделяющей реальность и выдуманное... И сам не знаешь порой, что на самом деле реально...
Но нет, не можем мы так жить. Выпадает отпуск— счастливое, долгожданное время, и мы стремимся к другой, суетливой и шумной жизни. А ведь ее темп, напряжение, которое она приносит с собой, совершенно чужды нам. Человеку для отдыха нужно
иное. Посидеть иногда на берегу реки в одиночестве. Зайти в лесную чащу и лечь на траву... Прекрасная, для всех доступная возможность хоть на какие-то краткие жизненные мгновения слиться со всем окружающим, уловить ясный, отчетливый запах вечности...
Ничто не изменилось в лесу за многие тысячи лет. Пожалуй, только когда спишь на земле, меж корней старого дерева, а кровом тебе служит звездное небо, можно это прочувствовать.
Толя с Лешей ушли поискать малинник. Иногда мы находили одинокие кусты, на которых висело несколько ягод, и мы все надеялись, что не сегодня-завтра повстречаем настоящий малинник и вдоволь поедим сочной, сладкой ягоды. Зря, однако, надеялись: нам не везло. И вот Толя предложил: пойти вдвоем, поискать. Договорились, что вернутся они ровно через три часа, а идти будут, соблюдая все меры предосторожности, запоминая ориентиры. Короче, делая все, чтобы не заблудиться. Только этого нам еще не хватало — рассеяться всем троим по тайге.
Я долго слышал, как под ногами шуршала трава, потом еще какое-то время доносился треск ломаемых сучьев, а потом снова сделалось тихо. Я остался один. И мысли незаметно для меня самого вновь вернулись к тому, как хорошо, полезно, необходимо хоть иногда, хоть месяц в году, жить естественной, раскованной жизнью.
Я подумал о том, что вот в эти дни, нелегкие в общем, вдали от всего дорогого, привычного, да, пожалуй, и вдали от себя самого — каким я привык себя знать, — под сенью этих деревьев, которые, может, и человека никогда не видели, насквозь пропитанный дымом костра, я в полной мере чувствую себя человеком. И кажется, совершенно счастливым. Несмотря на голод, на бессонные ночи, несмотря на то, что руки и ноги буквально горят от бесчисленных комариных укусов. И настолько все, что сейчас окружает меня, незнакомо и непривычно, что иногда вдруг начинает казаться, будто это не я здесь, а кто-то другой, на меня очень похожий, а сам я по-прежнему дома, в Москве.
Я люблю и всегда любил одиночество. На мой взгляд, каждому необходимо пусть на какое-то короткое время бывать в одиночестве. Когда, как не наедине, подумать о себе, о других людях, лучше понять их и себя, правильнее оценить поступки свои и поступки других...
И еще ловлю себя на такой мысли. Смотрю на эту поляну, окруженную могучими соснами, и думаю: хорошо бы поставить здесь сруб, да и жить в нем. Всегда. Но нет, никогда не сделать мне этого. Даже если бы представилась такая возможность.
Ровно через три часа после того, как Толя с Лешей ушли, я услышал хруст сломанных веток. Возвращались точно в условленный срок. Вскоре они появились из чащи, и я понял сразу, что ходили они напрасно. Правда, котелки сверху были закрыты широкими листьями.
— Зря сходили? — спросил я, еще на что-то надеясь.
— Зря... — устало махнул рукой Толя.
И тут же, не вытерпев, сунул мне под нос котелок и поднял листья:
— Смотри!
И я увидел котелок, наполненный свежей, крупной малиной! Как же замечательно пахла она! Даже не верилось, что такое богатство нам подвалило...
Ели мы малину с полным блаженством. Мы высыпали ее в кучу и, вооружившись Лешиной ложкой, по очереди въедались в нее. В эти минуты жизнь нам представлялась прекрасной. Подумать теперь об обеде, в котором на первое, второе и третье подаются грибы без соли, просто противно.
Однако вечером, куда деваться, пришлось есть и грибы. У Леши получился очаровательный грибной супчик восхитительного бурого цвета, в котором если чего и не хватало, так это картошки, лука, сметаны и соли.
Несмотря на то что мы все-таки ели, силы очень быстро уходили из нас. Особенно это ощущалось утром, когда выползали из-под укрытия, и ночью, когда приходилось вставать, чтобы подбросить пищи в огонь. Голова тут же начинала сильно кружиться, и приходилось какое-то время стоять на месте, выжидая, когда пройдет неприятное ощущение. Толя нашел хороший способ борьбы с таким состоянием: нужно сразу же резко наклониться вперед—и все моментально проходит. Не проходит только общая слабость, нежелание двигаться или вообще что-нибудь делать.
Работы было много. Собирать грибы —дело простое и даже приятное. В радиусе пятидесяти метров от стоянки мы находили больше грибов, чем было нужно. А самой трудоемкой работой сделалась заготовка на ночь дров для костра. Мы собирали буквально горы коряг и отмерших ветвей, из-за которых нас самих не было видно, и за ночь от всех этих запасов оставалось только несколько горстей серого пепла.
С водой никаких проблем еще не было: короткие, моросящие дожди шли почти каждый день и, кроме того, однажды в распадке нашли родничок с кристально чистой водой. Пили мало — дни стояли прохладные, а по ночам из-за холода совершенно не хотелось пить. Иногда, правда, желая согреться горячим, мы ставили котелок на огонь.
