воспламениться. Если стояли спиной к огню, казалось, что мы обугливаемся, а комары при этом наносили бесстрашные удары по фронту. Когда появлялся запах паленого, мы поворачивались, отдавая комарам на съедение спину, которая сама по себе уже начинала куриться, и принимались поджаривать грудь и бока. Глядя со стороны, можно было подумать, будто мы решились в дополнение к грибам приготовить из самих себя какое-то новое блюдо.
Можно было бы еще попробовать закопаться с головой в землю. Мы бы это наверняка сделали, будь у нас с собой лопата.
Тогда я решил перехитрить комаров. Не может быть, чтобы они не поддались на хитрость. Я резко отскочил от костра в темноту, как это делают, уходя от удара, борцы каратэ, и сделал небольшую пробежку.
Кажется, я слишком быстро бежал, потому что, когда упал, споткнувшись о дерево, удар оказался очень силен. Пока я лежал на земле, распластавшись, потихоньку в себя приходя, комары безнаказанно ели меня.
Собравшись с силами, я истребил их несколько тысяч и вернулся к товарищам с травмой правой ноги, с легким сотрясением мозга и еще больше искусанный.
Оценив результаты тактики, мной примененной, товарищи решили ей не следовать и предпочли зажариться заживо. Я, взвесив все перспективы, в этом случае мне открывающиеся, побоялся остаться в тайге в одиночестве и, стиснув зубы и перенеся тяжесть тела на здоровую ногу, встал рядом с ними. Договорились стоять до тех пор, пока не упадем. Причем было уже все равно куда падать—в костер или рядом.
Когда мы сделали попытку подсчитать, сколько литров крови каждый из нас уже потерял, стало светать. Комары, видимо утомленные бессонницей, разлетелись на отдых, а мы без сил повалились на ложе и тут же уснули.
Пробудил нас утренний холод. Была половина шестого—спали часа полтора. Костер погас, и только слабая струйка дыма говорила о том, что тепло его прячется в углях. Мы подбросили огню свежей пищи и подумали о том, что неплохо было бы и самим что-нибудь съесть. Я очень пожалел, что не прихватил с собой скатерти-самобранки, и, оглянувшись, поискал взглядом, нельзя ли тут найти что-нибудь из съестного. Грибы, собранные перед вчерашним обедом, за ужином кончились, а идти по свежей росе за новыми, да еще с абсолютно пустым желудком совсем не хотелось. Лучше уж просто так посидеть у костра, сжавшись, поплотней запахнувшись и сунув руки под мышки. Почти наслаждение сидеть так и радоваться тому, что нет комаров. Нет, за грибами я сейчас ни за что не пойду... Да и неизвестно еще, есть ли они в этих местах...
— Подберезовик!—удивленно выдохнул Толя рядом со мной. Похоже, он собирался набрать грибов, не сходя с этого места. С прытью грибника, впервые в сезоне нашедшего гриб, он кинулся в траву, к корням старой березы, под сенью которой мы провели эту ночь, и поднялся торжествующий, держа в каждой руке по грибу. Мы их не заметили вечером только потому, что были озабочены устройством ночлега.
Минут за пятнадцать набрали половину корзины грибов. Чистили их, надо признаться, не особенно тщательно, потому что иначе не закончили бы эту работу и к вечеру — корзина у Толи объемистая. Потом отлили в котелок немного воды из бутылки. Немного, потому что, во-первых, не забывали о том, что воду надо беречь, а во-вторых, грибы, как я читал, сами на девяносто восемь и еще сколько-то десятых и сотых процента состоят из воды. Вряд ли это было разумно — добавлять воду в воду.
Алексей поставил котелок на огонь, вооружился ложкой, с которой не расставался ни на минуту, и стал время от времени снимать грязную накипь. Когда, по нашим предположениям, грибы сварились, Леша снял пробу — и я, и Толя в этот момент ему позавидовали — и сказал не слишком уверенно: «По-моему, очень вкусно...» Мы тоже попробовали, сочли что действительно вкусно необыкновенно, ничуть не хуже, чем было вчера, только чего-то все же не хватает. Посоветовавшись, пришли к выводу, что неплохо было бы положить для разнообразия немного соли. Соль я собирался со всей строгостью экономить, да и уже экономил — дальше уж некуда, — и доставать малюсенький пузыречек, где она содержалась, лишь в крайнем случае, когда начнутся судороги от полного обессоливания организма. Леша еще в Москве предупредил нас: «С солью все просто. Когда в организме обнаружится ее дефицит, начнутся судороги». Так что в этом смысле первое время мы жили спокойно: раз судорог нет, значит, все в полном порядке.
Мне стало жалко грибов, которые так искусно Алексей приготовил, и решил бросить соль в котелок из расчета щепотки на человека. Под щепоткой я подразумевал по-прежнему стабильную дозу — столько соли, сколько удастся ее захватить большим и указательным пальцами.
Мы бережно опустили соль в котелок, я проследил, чтобы ни один кристаллик не остался на пальцах. Алексей умело помешал в котелке и снова попробовал. На этот раз заключение оказалось решительным: «Как будто не клали». Его взгляд, брошенный при этом на пузырек, красноречиво сказал, что и всего такого пузырька на котелок было бы мало. Я спрятал пузырек подальше, опасаясь как бы он не вызвал раздоры, и тоже попробовал.
Да, конечно... Но что такое в конце концов соль? Зачем люди кладут ее в пищу? Это только привычка. Причем вредная очень. Человеку в принципе вполне достаточно соли, содержащейся в естественном виде в продуктах. Я читал, что те, кто регулярно подсаливает свою еду, живут меньше людей, довольствующихся солью, положенной во время приготовления пищи. А меньше живут потому, что непременно развиваются и необыкновенно быстро прогрессируют сердечно-сосудистые болезни. Не пользоваться солью—это значит подарить себе несколько лет здоровой жизни.
В конце концов, если уж без соли вам станет жить совсем невмоготу, можно поступить так, как поступали раньше первобытные народы и как поступают еще и сейчас аборигены Австралии: надо поесть золы. Соль в ней содержится. Это факт, подкрепленный научно. Стали бы аборигены есть золу, если бы об этом не знали...
Я послюнявил указательный палец, сунул его в золу и решительно его облизал. Совсем несоленая... Советовать товарищам подсыпать ее в грибы я не счел возможным и по другой причине: и так Лешино варево было грязного цвета.
Все свои соображения относительно вреда соли я высказал Толе и Леше, но они почему-то очень вяло восприняли их. И грибы, несмотря на недавний энтузиазм, есть не спешили. Чтобы показать пример, я, стараясь орудовать ложкой как можно быстрее, съел немного грибного блюда (до сих пор не знаю, как оно называется). Хотел показать, что могу и еще съесть (хотя уже не мог), но меня остановили пристальные взгляды товарищей: не скрывая интереса, они за мной наблюдали.
Выждав какое-то время и убедившись, что со мной ничего не случилось, Алексей тоже съел пять или шесть ложек своей стряпни. А Толя долго отказывался, пока Леша, воспользовавшись авторитетом врача, не заставил и его немного поесть.
Если вдуматься, гадость, конечно, эти грибы... Подозреваю, что каждый из нас так же или приблизительно так же подумал. Вслух же высказал бодрую мысль о том, что во всяком случае грибы очень питательны. Алексей сразу разуверил меня, сообщив, что грибы совершенно не питательны. А есть их все- таки надо, хотя бы ради того, чтобы желудок работал.
Ну что ж... Можно считать, что мы подкрепились. Теперь пора двигаться в путь. Хотя больше хотелось лечь и соснуть, пока спят комары. И мы, собрав нехитрые наши пожитки, осторожно, чтобы не порвать, сняли пленку со стоек, аккуратно сложили ее и снова пошли.
... Уже три дня мы блуждаем в тайге. Дни кажутся тягучими, долгими. Все это время стараемся придерживаться одного направления, чтобы не повторять типичных ошибок заблудившихся: большинство бродит по лесу кругами.
Англичанин Эрик Кольер, оставивший родину и уехавший искать счастье в Канаду, понял, что нет ему жизни в каменных стенах, и поселился вместе с женой-индеанкой и маленьким сыном в глухом лесу, вдалеке от людей. Конечно, он взял с собой все необходимое для жизни в лесу. А через тридцать с лишним лет написал о своем житье-бытье книгу («Трое против дебрей»), где очень хорошо описал состояние человека, оказавшегося в лесу в одиночестве: «Человек, который сбился с пути в лесной чаще и все больше и больше теряет ориентацию, легко переходит грань между трезвой рассудительностью и лихорадочной паникой. Обезумев, мечется он по лесу, спотыкаясь о кучи бурелома, падает и, поднявшись, снова спешит вперед, уже не думая о верном направлении, и наконец, когда физическое и умственное напряжение доходит до предела, он останавливается не в силах сделать ни шагу».
