землю. — Никуда.
— Но ведь…
— Что-то не понятно?.. Я никуда не поеду.
— Но ведь тогда ты…
— Что я?.. Ну что я?! Меня все устраивает. Я никуда не поеду.
— Тебя — может быть, — не утерпел я, — а вот нас…
— А вам-то какая разница?.. Моя жизнь, что хочу, то и делаю!..
Я понял, что спорить бесполезно; но это был не тот случай, чтобы я легко сдавался.
— Винкл, нам…
— 'Нам будет тебя не хватать'?.. Ха!.. Вы и без меня прекрасно обходитесь.
Мы с Алом виновато переглянулись.
— Ну мы же извинились…
— Извинились?.. ИЗВИНИЛИСЬ?!!! Действительно, какие мелочи! Ой, ну мы тут с тобой дней десять не разговаривали, ну, мой отец тут обозвал меня нехорошим словом, ну, я наговорил ему про тебя всякие гадости, но ты нас извини, мы же не хотели тебя обидеть! — с сарказмом произнесла Винкл, резким движением обрывая вторую розу. — Ха!.. Да я с вами теперь тоже разговаривать не буду!!
— Ну и не разговаривай, — взвился Ал, — как хочешь! Твои проблемы!..
Он развернулся на каблуках и резким шагом двинулся вон из беседки.
— Не больно-то и хотелось!.. — прокричала Винкл ему следом, а потом напустилась на меня: — А ты что тут сидишь?! Ты тоже со мной не разговариваешь?.. Вот и иди отсюда!..
— Винкл, я…
Но она так похоже изобразила оскорбленного василиска, что я смирился и поскорее покинул беседку.
Аластора я нашел на крыльце виллы; он сидел на ступенях и с умным видом гонял по экрану вирта какого-то несчастного эльфа по какому-то несчастному лесу.
— Ну и зачем ты с ней ругаешься?.. — со вздохом спросил я, опускаясь на ступеньку и любуясь группой разбойников-орков, по необычайно глупости напавших на главного героя.
— Ничего, заскучает и придет мириться, — буркнул Ал сквозь зубы, расправляясь с одним орком и нападая на другого.
— Винкл?.. Ты просто плохо ее знаешь. Она никогда ни с кем не мирится — во-первых, считает, что права, во-вторых, не может наступить на горло собственной гордости.
— Да?.. И что, ты каждый раз перед ней извиняешься?..
— Нет, я просто не довожу дело до скандалов.
Это была чистая правда; с Винкл мы ругались всего один раз, да и то по сущему пустяку — мы с Кароллом решили напугать ее привидениями и спустились на альпстраховке с крыши к ее окнам, издавая при этом 'потусторонние', как нам тогда казалось, звуки. Конечно, можно было просто спроецировать изображение на клуб дыма, но нам так показалось интереснее… А зря: мой крюк соскользнул с черепицы, и я красиво рухнул в росшую тогда под башней яблоньку. Как она тогда на меня ругалась, вспомнить страшно; впрочем, от отца мне досталось гораздо больше. Но больше всех меня наказала яблоня, и сама пострадавшая из-за столкновения; после этого случая мы больше никогда не играли в 'привидений' (по крайней мере, на высоте), а садовник повелел пересадить все деревья, росшие тогда у подножия башни, в более спокойное и беспризрачное место.
На ее крики я, конечно, обиделся; мы с чувством поругались под той самой многострадальной яблоней, Винкл треснула меня по голове учебником биологии, да так, что в ушах зазвенело, и ушла с чувством выполненного долга. Как мы потом помирились, я теперь уже не помню; то ли Каролл объявил, что мы дураки — так долго дуться, то ли нам самим надоело.
Счастливое было время — далекое, незабвенное детство, когда вилла Северной Короны еще казалась мне воплощенным раем. Тогда я не думал ни о безразличном, деловом отце; ни о медленно стареющем деде; ни о своей матери, которую не интересовало ничто, кроме свежих сплетен и нового платья из последней коллекции; ни даже о до сих пор любимой кибертехнике. Привидения и Винкл были нашими с Кароллом основными занятиями — за вычетом, разумеется, образовательных Интернет-курсов и долгих конных прогулок. Пожалуй, мы облазили тогда весь Северный Купол, кроме разве что родительской спальни, где нам появляться категорически запрещалось, и комнат Роксаны — я так и не узнал, где они находились, хоть у меня и были определенные подозрения. Мы облазили Лебяжье озеро вдоль и поперек в поисках красивых раковин и мифических жемчужин — ни одной не нашли; мы охотились на диких уток, но единственную пойманную, красивую серокрылую уточку с темными 'очками' вокруг глаз Билл посоветовал нам отпустить на волю, пока отец не заметил; мы исследовали все подвалы виллы в попытках обнаружить таинственный склеп со скелетами далеких предков, но нашли только чулан для веников — что не удивительно, принимая во внимание, что Корсарию осваивали при отце, и никаких останков древних людей здесь не могло быть в принципе. Словом, несмотря на некоторую однообразность и замкнутость, моя жизнь была вполне интересна и полна приключений. Нельзя даже сказать, что я никогда не был за пределами Корсарии — отец регулярно возил нас на Луну, Марс и Юпитер, а один раз даже на Землю; тогда я был еще мал и запомнил только, что чересчур консервативная Земля мне не понравилась — впрочем, теперь, много лет спустя, я понимаю таящуюся в ее зелени и старинных городах с узкими улочками прелесть. А один раз мы с Кароллом даже отправились в космическое странствие к далеким галактикам — проще говоря, угнали из ангара один из лайнов и, худо бедно им управляя, двинулись туда, где по нашим представлениям находилась манившая нас Альфа-Центавра; к счастью, нас вовремя остановили. Как нам тогда попало, вспомнить страшно; позже Билл указал мне в начале на скорость лайна и расстояние до скопления, заметив, что на подобный перелет у нас не хватило бы топлива, а потом на предупреждающие системы лайнов — так началось мое увлечение информатикой. Где через полгода после 'путешествия' я разобрал несчастного комнатного кибера, но где в них спрятан язык программирования, так и не понял; с того дня дядя Соалит стал незаметно преподавать мне кибертехнику.
Каролл не был моим другом — скорее просто товарищем; маленькие дети в песочнице тоже играют друг с другом, вне зависимости от степени знакомства; дома мои интересы разделяли лишь дядя и Винкл, с которой я с годами стал проводить все больше и больше времени. От нее у меня был всего лишь один секрет; я храню его до сих пор, как и наши с Винкл немногочисленные тайны и некоторые главы нашей дружбы.
Кому-то может показаться, что моя повесть отрывочна и лишена даже доли романтичности; все дело в том, что я рассказываю лишь то, что видел своими глазами — мои догадки, подслушанные сплетни или рассказы — несомненно, правдивые, но все же чересчур личные — Аластора и Винкл сюда не включены. Поэтому вынужденно предлагаю читателю принять за данность то, что они встречались и питали друг к другу исключительно нежные чувства, несмотря на многочисленные скандалы (быть может, я идеализирую людей — впрочем, это мой взгляд и мое мнение). Аластор, возможно, расскажет больше — впрочем, сомневаюсь, его супруга весьма ревнива (мой давний друг, если ты сейчас читаешь эти строки, я машу тебе рукой).
Сейчас я со странным чувством тоски и ностальгии вспоминаю тот тихий вечер двенадцатого сентября, когда мы сидели на ступенях крыльца и обсуждали все то, что приходило нам в головы; это был как раз тот разговор, темы которого после вспоминаются с трудом, а переходы между ними кажутся необыкновенно смешными — несмотря даже на то, что сама подоплека нашего разговора была не слишком радужной.
— А… как ты думаешь… то, что она говорила о переезде… она это… серьезно?..
Я пожал плечами.
— Насколько я ее знаю, чтобы переубедить, понадобится тяжелая артиллерия.
Ал уронил голову на руки.
— Она что, действительно?..
— Не знаю, — прошептал я, — не знаю…
Парк исчезал в непроглядном мраке, тьма скрывала французские розы и фигуры на мраморных плитах, а тусклые фонари отбрасывали неверные, странные тени; и нам казалось, что в этой темноте мы остались одни в огромном и страшном мире.
