– Ты, брат, ничего об этом не говорил.
– А что было говорить, если за минуту до выезда Непомнящего Морозов лично разговаривал с охраной. А через полчаса обнаружили труп. Я и сейчас не понимаю, что там и как у них произошло. Выходит, этот деятель укокошил Морозова после отъезда Непомнящего? Так, что ли?
– Ну, с Непомнящим ты сам разбирайся. Когда поймаешь его, конечно.
– А мне теперь его ловить вроде как и незачем, Юрий Леонидович. Старушку – не он. Морозова – не он. За что брать-то?
– Со старушкой еще предстоит поработать. С Морозовым, положим, действительно все ясно.
– Благодаря Людмиле Анатольевне.
– Спасибо вам, Людмила Анатольевна!
– Да не за что. Нам этого субъекта утром доставили, в полдень сели мы с ним разговоры разговаривать. Он, как видите, еще в образе, потому сразу запел соловьем: святая Русь, нечестивые, Батый, набат… Слушаю я его, слушаю. И не могу отделаться от чувства – знакомая мелодия. Где-то недавно звучали вариации на тему. Тут он мне про меч Коловрата и поведал со всей откровенностью…
– Да-а-а, повезло. А рязанские ваши коллеги, господин Барин, что же, ориентировок не читают? Насчет похищенного меча и убийства…
– Да не было ориентировки, Юрий Леонидович. То есть была, но по поводу Непомнящего. Про меч там было, разумеется, но это вроде как кража антиквариата. Такие дела. Ну а увязать что-то с пальцем… Это не только в Рязани, это и у нас между отделами не сообразили бы.
– Вот оно что! Безальтернативный, значит, поиск был. А знаешь, что я тебе, брат, скажу?
– Догадываюсь.
– Хорошо, что догадываешься. Но я все равно скажу: правильно антиквар от вас дернул, иначе упекли бы вы его не за понюх табаку. Что, скажешь, не прав?
– Ну, упечь бы, положим, не упекли. К нему наверняка толпа адвокатов набежала бы. В итоге – сто процентов – развалили бы дело.
– А если б не набежала? Или оказался на его месте не состоятельный антиквар, а слесарь Вася?…
– Риторические вопросы задаешь, милый.
– Это верно. Зряшное дело.
Они откланялись.
Вадим обиженно посапывал, но молчал.
Что было говорить?
Разве что поинтересоваться, не так ли точно обстоят дела в ведомстве самого Юрия Леонидовича.
Так ведь – опять же – риторический был бы вопрос.
Зряшное дело.
Часы пробили полночь хриплым, надтреснутым боем.
Но вышло торжественно, будто обычная смена суток знаменовала нечто важное.
Звук долго вибрировал в доме, растекался по этажам, заполняя собой пространство.
Было все же что-то необычное именно в этих гулких ударах, хотя часы исправно били каждый час.
Было.
И оба они – Лиза с Игорем – ощутили это.
– Будто Новый год.
– Между прочим, действительно праздник.
– Праздник?
– Седьмое ноября.
– О Господи! Ты еще помнишь?
– Вы не отмечали?
– Кажется, нет. Хотя родители постоянно что-то праздновали. Гости в доме не переводились, и стол почти всегда был накрыт. Может, и седьмого ноября – тоже. Даже вероятнее всего.
– Мои праздновали. Пока жили в Союзе – дома. Родители ходили на демонстрацию, возвращались с гостями – сразу за стол. А после, уже за границей, – помпезно. Посольский прием по случаю очередной годовщины… Публика нарядная. Мама в новом вечернем платье. Праздник! Какая, в конце концов, разница, что именно праздновали? Радостно было.
– Хочешь, сейчас начнем праздновать?
– Что именно?
– Наступившую ясность.
– Ну, до ясности еще далеко.
