Он еще раз, стиснув зубы, преодолел себя, разжимая прохладные пальцы покойника.
В принципе, усилие оказалось ненапрасным – в руке Морозова была именно та рация.
Однако вывод, который сам собой напрашивался из этого обстоятельства, неожиданно поверг Непомнящего в шок.
Рация в руках Морозова напрочь опровергала версию о том, что с охраной говорил кто-то иной.
Следовательно, за три минуты до появления в доме Непомнящего он был жив, здоров и ничего не опасался, иначе, надо полагать, разговор с охраной был бы иным.
Но из этого с большой долей вероятности следовало, что убить его мог только один человек.
Игорь Всеволодович Непомнящий.
К тому же все основания для этого у него были.
Андрей Викторович Морозов предпринимал активные усилия, дабы взять под контроль всю торговлю антиквариатом в России.
Иными словами – отнять у Игоря Всеволодовича Непомнящего его дело.
На самом деле все было не так уж плохо – и сначала, и потом.
Вот если бы между ними не затесался короткий отрезок времени и жизни!
Сначала – когда она жила себе припеваючи, не лучась счастьем, но и не зная бед, в ожидании отъезда куда-нибудь. Все равно куда. В любом случае будет лучше. И уж по крайней мере интереснее.
С Лемехом они вели размеренный образ здоровой светской жизни.
Иными словами, в выходные играли в теннис, зимой катались на лыжах в Бакуриани или Терсколе, летом грелись на Золотых песках, иногда проведывали родителей в их респектабельной европейской стране. Само собой, посещали модные премьеры и вернисажи. Иногда позволяли расслабиться с приятелями – все теми же, что окружали ее и его в юности, – загудеть на чьей-нибудь даче дня на два. А на третий – с утра – отправиться всей помятой компанией пить пиво на Арбат, в неизменные «Жигули».
Потом начались перемены, столь стремительные и радикальные, что Лиза, несмотря на то что была дамой умной, в большей даже степени, чем могла себе позволить красивая женщина, не всегда понимала природу происходящего. И уж тем более могла распознать причинно-следственные связи некоторых загадочных событий.
Год тогда стоял 1988-й – тотальная капитализация страны не обозначилась даже призраком, вьющимся над Россией, первые предприниматели-одиночки звались кооператорами, но чаще – по старинке – спекулянтами.
Словом, странная метаморфоза, случившаяся тогда со свекром, Елизавету несколько озадачила.
Во-первых, Лемех-старший зачастил в Москву.
Во-вторых, – и это было много важнее – человек менялся буквально на глазах.
Довольно крупный – если судить по должности – совслужащий, неплохо образованный, облаченный в приличный европейский костюм и вполне пристойные ботинки, он все равно казался Лизе провинциальным командированным. Инженером или бухгалтером небольшого завода где-нибудь в Урюпинске, робеющим в Москве уже от одного сознания того, что это столица. Особенно когда надевал шляпу.
К концу 1988 года командированный канул безвозвратно.
Растворился.
Возможно, как Мэри Поппинс, его унесли ветры перемен, но вероятнее всего, эти самые свежие ветры принесли нового Лемеха – спокойного, немногословного, уверенного в себе человека. К тому же не совсем обычного, ибо ему – это было видно невооруженным глазом, хотя свекор ни разу не обмолвился о грядущих переменах – известно нечто, сокрытое от большинства.
Однако несомненно важное.
Возможно, чрезвычайно важное.
Из числа тех событий, о которых дикторы программы «Время» сообщают стране, как правило, с каменными лицами.
В 1990-м Леня Лемех, всю сознательную жизнь существовавший исключительно по законам системы, совершил поступок, сравнимый разве что с добровольным выходом из рядов КПСС. Он уволился из Внешэкономбанка. С двумя другими, синхронно, как полагали, сошедшими с ума коллегами принялся за создание частного коммерческого банка. Одного из первых в СССР.
Лиза наблюдала за мужем с отстраненным вниманием, не беспокоилась и уж тем более не паниковала, хорошо понимая, что семейство Лемехов психическим заболеваниям не может быть подвержено по определению. Не та была генетическая организация, иная, проще говоря, порода.
Вопросов, впрочем, не задавала.
А муж не горел желанием посвящать ее в подробности происходящего, ограничивался общими малопонятными репликами.
Слава Богу, ее это не задевало нисколько, как и все, что было связано с ним.
В разгар семейного банковского строительства в Москву приехал отец Лизы.
Она любила отца, хотя не была приучена, да и не умела выражать эту любовь, как другие дети, потому что с раннего детства твердо знала: «Папа очень занят».
Всегда.
