– А я и засиделся у вас, Лизонька. До рассвета засиделся, напился, как свинья, и спать повалился, еле выпроводили утром. Прелесть моя, умница, ты ведь не забудешь, что все так и было?
– Ну что с вами делать, Казанова вы этакий? Не забуду. Шлепайте по своим мамзелям.
Привстав на цыпочки, она едва коснулась щекой его оплывшей щеки и, энергично развернув массивное тело, легонько толкнула его к выходу.
– Лемех, ты счастливчик! – крикнул гость, обращаясь уже к собственной охране, ловко подхватившей хозяина на ступеньках.
Дверь наконец закрылась, и лишь тогда Лиза занялась своим платьем. На роскошном подоле зияла внушительная дыра с обугленными черными краями.
– Пьяная скотина!
Она произнесла это вяло, не зло и даже без раздражения.
Именно тогда Лемех задумчиво сказал:
– Я не ошибся.
– В чем, собственно? В том, что привел это животное в дом?
– При чем здесь животное? Баранов нужно стричь. Вот и привел. А не ошибся, когда женился на тебе.
– Вот это новость! Что это, поздняя страсть? Или ранняя мудрость?
– Ни то ни другое – констатация факта. Они, – он имел в виду ту самую десятку олигархов, в которую входил, – сейчас в очень щекотливом положении. Ну не все, конечно. Первые жены – сама видишь, что такое. Клуши, без слез не взглянешь. А жениться на двадцатилетней говядине с копытами – это тоже, знаешь… рискованная операция и весьма.
– Говядине?
– Ну, иногда их так называют, этих, с ногами, но без мозгов. А что – говядина, по-моему, очень точно.
– И что же?
– Ничего. Я умный – я тебя выбрал, когда ничем этим даже не пахло. Посему можешь быть спокойна. Развод тебе не грозит. Ну трахну на стороне какую говядину, тебя это, по-моему, не слишком волнует. А так – в горе и радости, в болезни и в чем-то там еще… Слушай, а давай венчаться? Красиво и… вообще, чтобы уж наверняка.
– Ты в себе сомневаешься – или во мне?
– В себе, конечно, ты ж у нас правильная девочка… А, девочка? Слушай, да сними ты эти лохмотья… Дыра ужасная, просто неприлично. Помочь?
– Ну помоги…
В конце концов, он был муж. К тому же тридцатишестилетнее тело не всегда внимало гласу рассудка, иногда ему просто хотелось плотских радостей. И с этим тоже приходилось считаться.
Поднимаясь следом за мужем по широкой мраморной лестнице в спальню, Лиза с неожиданной тоской подумала: «Господи, неужели и вправду теперь навсегда – и в горе, и в радости?…»
Мысль показалась Непомнящему настолько естественной, что он почти готов был признать ее единственной, всерьез заслуживающей внимания. То есть не то чтобы Игорь Всеволодович был настолько обескуражен и потрясен открывшимся вдруг простым и абсолютно логичным на первый взгляд объяснением происшедшего, что и сам готов был принять идею.
Однако ж все прочие, включая улыбчивых сыщиков с Петровки, наверняка возьмут за основу именно ее.
Прежде всего.
Возможно, потом…
Хотя скорее всего никакого «потом» не будет.
Зачем, собственно, ломиться сквозь бурелом в поисках тропинки, по которой, возможно, ускользнуло нечто загадочное, невнятное и, главное, нигде, никаким образом себя не обозначившее? Если вот она – простая, ясная, как Божий день, безупречная с точки зрения формальной логики версия, удобным асфальтовым шоссе стелется под ногами. И ладно бы только она – рядом, практически параллельно, тянется другая. Правда, в другом направлении, а вернее из другой отправной точки. Но фигурант – бывают ведь в жизни совпадения! – в обоих случаях один.
Немощная старуха, дочь героя-партизана, безжалостно убита. И снова, прост и ясен, распластался на поверхности мотив – вожделенная картина.
Сколько, интересно, свидетелей, ничуть не покривив душой, уверенно подтвердят, каким неистовым фанатом творчества Ивана Крапивина был антиквар Игорь Непомнящий? С каким маниакальным упорством искал он повсюду таинственный пропавший портрет.
И все сойдется в одной точке.
Вся жизнь: прошлое и будущее.
И сам он, Игорь Непомнящий, со всеми своими мыслями и стремлениями, надеждами, разочарованиями, свершенными некогда делами, добрыми и злыми, привычками, дурными и полезными, – взрослый, неглупый, вполне состоявшийся человек окажется в эпицентре этой точки.
Крохотной, бессильной и бесправной ее составляющей.