— Да ничего, я, в общем-то, могу сделать это где угодно.
Ощущение, точно щиколотку придавило тяжеленной гирей. Мысли смешались. Будто оборвалась нить слишком туго смотанного клубка.
— Помоги мне. Я все-таки хочу попытаться вытащить ногу. Чем дольше она там пробудет, тем сильнее отечет, а уж тогда ее ни за что не освободить.
Женщина наклонилась над унитазом. Без всякого стеснения она обняла меня за плечи и прижалась всем телом. Ее волосы пахли сухой травой. Если бы не комизм положения, в котором я оказался, происшедшее могло бы полностью перевернуть всю мою жизнь. Но отказываться от надежды не следовало. А вдруг она будет обнимать меня и после того, как удастся освободить ногу? Сжав ее локти, я выпрямился. Но изменилась лишь поза женщины. Плечи дернулись книзу, она стала клониться вперед и, схватившись за мое колено, упала. Я чуть не закричал от боли. Из нашей попытки ничего не вышло, и лишь близость женщины не давала мне впасть в отчаяние.
— Ничего не выйдет, ведь в трубе вакуум.
— Сколько времени занимает дорога до конторы «отряда повстанцев» и обратно?
— В один конец минут десять.
— Если им удалось быстро договориться, то они должны вот-вот вернуться.
— Договориться не так-то просто, ведь речь идет о трупе. Мне бы хотелось вытащить ногу до их прихода.
— Хорошо бы они вызвали нас по рации. Может, по дороге они заехали куда-нибудь выпить, тогда долго еще не вернутся. Из забегаловки их силой не вытащишь.
— А труп бросили в машине?
— Верно, это было бы рискованно...
Женщина вернулась к лестнице и села на вторую ступеньку снизу. Она отошла буквально на шаг, но теперь дотянуться до нее рукой я уже не мог. Меня охватила тоска: неужели все это было на самом деле — и надежды, и интимность?
— Когда пробка из бутылки с вином не вынимается, всегда становишься в тупик, не зная, что делать.
— Может, чего-нибудь хочется, скажи.
— Нет, ничего не хочется.
— Больно?
— Чешется и щекотно. И онемела.
Некоторое время женщина смотрела вверх, что-то соображая.
— В трубе вакуум, да? Внизу клапан, правильно? Если его открыть, давление станет нормальным, верно?
— Возможно. Я не проверял, но думаю, что в унитазе использована разность уровней грунтовых вод. То есть непосредственным клапаном, создающим внутреннее давление, является сама вода, где-то существует рычаг, перекрывающий ее, который действует по принципу водяного колеса.
— Пойду посмотрю. — Женщина вскочила, точно сорвавшаяся пружина. Сил у нее немного, но зато она легкая, поэтому и может двигаться так стремительно. — Объясни дорогу.
— Объяснил бы, да сам не знаю. Туда попасть никак нельзя.
— Это странно: кто-то ведь проникал туда, чтобы чинить трубу, значит, дорога должна быть.
— Я тоже так думал и собирался как следует все разузнать, но вот видишь...
— Может, ход заделали?
— Не похоже. Я уж думаю, а вдруг какой-то предприниматель, пользуясь неизвестным мне штреком, беспрепятственно проникал в нижние пласты. Борьба за каменоломню была отчаянная, и штольни переплетались, как паутина, это все время приводило к обвалам... Давай попробуем посмотреть план. Когда я поскользнулся, вместе с фотографиями упал и альбом. Подними, пожалуйста.
Женщина неохотно спустилась с лестницы.
— Чуднó все это, никак не пойму. Чтобы можно было пользоваться унитазом наверху, все должно быть как следует сделано внизу. Работы наверху и внизу не могли вестись безо всякой связи между собой.
Остановившись на некотором расстоянии от меня и не приблизившись больше ни на шаг, женщина протянула альбом и поспешно отдернула руку. Каким жалким я, должно быть, ей казался! Конечно, такая нелепая оплошность достойна не сочувствия, а, скорее, презрения.
— Смотри, здесь, в центре плана, машинный трюм...
— Бессмысленно, я в этом ничего не понимаю. Вид у тебя плохой, — может, принести чего-нибудь?
— Я бы, пожалуй, принял аспиринчику. Принеси, пожалуйста. Аптечка должна быть под диваном, зеленая картонная коробка, круглая такая...
Женщина пошла за аспирином, а я стал перелистывать альбом, выискивая места в каменоломне, которые еще не были мной обследованы. Совершенно неизученным остался шурф, куда не вели ни подъемник, ни лестница, не успел я исследовать и глубокую подземную речку. Проникать туда было небезопасно, а кроме того, и шурф, и речка находились за границей того района, который я предполагал перекрыть взрывом. Если провести там тщательную разведку, то, может быть, удалось бы обнаружить ход в помещение, находящееся под унитазом. Я никак не мог сосредоточиться, колени ныли, неожиданно бок пронзила боль.
— Одной таблетки достаточно?
— Давай три. Обычно дозу определяют по возрасту, на самом же деле она зависит от веса.
— Хочешь, я тебя сфотографирую?
— Зачем?
— Человек, посаженный в горшок, как дерево. Интересно иметь такую карточку на память. Я подумала вот о чем: если меня всерьез призовут перечеркнуть прошлое и всё начать сначала, может быть, мне стоит забросить профессию женщины и заняться фотографией?
— Тогда уже будет поздно. Это сегодня, в век рекламы, когда жизнь бьет ключом, фотография может стать выгодным занятием, причем не обязательно быть мастером, достаточно просто иметь коммерческую жилку.
— Как это все-таки ужасно! Сколько времени ты сможешь выдержать?
— Черт возьми, колено болит невыносимо. А икра просто отваливается. Кровь не циркулирует. Если начнут отмирать ткани, еще, чего доброго, придется ампутировать, как при обморожении. Болеутоляющие и антибиотики, конечно, дадут временное облегчение, но боюсь, что в лучшем случае я выдержу дней пять, не больше.
— Еще вопрос, как справлять нужду...
— Важнее другое — как спать. Интересно, сколько времени мне удастся сохранять сознание...
— Вот пытка!
— И сколько бы ни пытали, мне не в чем сознаваться...
— Как важно иметь возможность свободно передвигаться!
— Еще как важно. Человек не растение.
— Но разве ты не довольствовался путешествием по карте?
— Это совсем другое дело. Человек не может летать. А тут — летаешь. Вот что такое путешествовать с помощью аэрофотоснимков...
— Смотрю я на тебя, и тоска берет. Жить в таком месте все равно что умереть, разницы никакой.
— Сильно ошибаешься. Иметь возможность сделать даже два-три шага — не то, что быть намертво прикованным к одному месту. Не иметь возможности дойти до туалета очень печально, но кто станет печалиться оттого, что не в состоянии дойти до Южного полюса?
— Но ты же не способен сделать ни шагу.
— Что-нибудь придумаем. Эта дурацкая история не может продолжаться вечно, как ты считаешь?
— Будь это не нога, а воздушный шарик, он бы со временем выпустил воздух...
— А что касается свободы, то ее каждый находит сам. Здесь, в каменоломне, я свободен.
— Ты закончил университет?
