Молодой выпил вино и начал с хрустом жрать стакан. За соседней стойкой проявили интерес – А давай- ка к нам, фокусник хренов. Нас на мякине не проведёшь. Но если что не так – ответишь. Молодой тяжело сглотнул, вытер с губ кровавую слюну и пошёл выступать на бис. Дед при этом заиграл «Варяга». Хитрющий был дед. Понимал, что и как.
Виктор хотел было высказать свою обиду братке в ватнике, но обнаружил, что обида куда то исчезла. Наоборот, вместо обиды созревала в нём весёлая уверенность, что живёт он не хуже других. Одновременно он чуял, что его повело. С прошлой получки в рот хмельного не брал – вот и потерял квалификацию. Тогда он допил вино и поехал домой в общагу.
– Ты, Фрося, смолкни, – сказал он жене, собирающейся было хавальник открыть.
Ты смолкни. Вот деньги. Все целы. Пропил только своё законное. А то сидишь тут в тепле, в уюте и Бога гневишь. Посмотрела бы что деется. Как люди страдают.
Сифилис вон над Ригой падает и всё ничего… терпят. Ты чайку-то сооруди.
А пока успокоившаяся Фрося ставила чай, Виктор подошёл к сынишке, посмотрел что тот читает. Он открыл книжку на последней странице и прочитал – «А жизнь, товарищи, была совсем хорошая». Конец. – Вот оно, когда хорошей жизни конец-то наступил! – сделал для себя открытие Виктор, сел на кровать и счастливый заснул, так и не дождавшись чаю.
Любовь
– Ну вот тебе и новость, мать, – сказал Фёдор Митрофанов, встретив жену возле крыльца. Она, видно, в огороде возилась – рейтузы до колен были в земляной корке.
– Такая новость, что и не знаю, как дальше жить будем, – продолжил Фёдор и пошёл в дом.
Жена только вздохнула. Присела на крыльцо, сняла перепачканные рейтузы и старые туфли и пошла в дом следом.
Фёдор курил в кухне.
– Ну, прям издеваются над рабочим человеком! – продолжил он начатый разговор. – Мало того, что мясокомбинат назвали ООО «Ванда». Я понимаю, конечно: не такой уж тупой, как некоторые думают, что Вандой хозяйку зовут. Но могли бы уж чего другого нафантазировать. А то – Ванда. Люди спрашивают – Ты где работаешь? Что я отвечу? На Ванде работаю? Да?
Нина Митрофанова только головой покачала – каждый день Фёдор про эту Ванду бубнит. Мог бы и пластинку сменить.
Поставила суп разогревать и спросила осторожно:
– А новина какая, Федь?
– Денег опять не дали, суки! Вот и вся новина-хреновина.
Фёдор сделал несколько затяжек, глядя в стенку и подвёл итог:
– Мы-то с тобой продержимся. Хозяйство… да то, да сё. А как люди – не знаю. Вот хоть Кольку возьми. Конечно, если посмотреть прокурорским глазом, он продержится: и сад-огород, и сам самогонку гонит, а Клавка евоная торгует. Только это же не зарплата. Это ж не вечно. Вот, к примеру, бандюги наедут, да данью обложат. Или ментовка опять же… Что тогда? То-то!
Фёдор произносил эту длиннющую речугу, а сам тем временем расстегнул пуговицы на рукавах и стянул потом рубаху через голову, прихватив её медвежьей лапой сзади за ворот. Потом стал разматывать сарделечную гирлянду, обмотанную вокруг живота.
– Позвонишь Клавке, – распоряжался он, – Пусть забежит. Половину ей отдай. Соседи все же.
Нина огорчилась:
– Ох, Федя, Федя. Другой бы на твоём месте озолотел бы на такой работе. А ты…
– Ты, мать, не ворчи, – одёрнул жену Фёдор. – Надо по человечески. Вот, к примеру, случится у нас пожар и дом сгорит. Что ж ты думаешь – Колька с Клавкой не приютят? Конечно приютят.
И Фёдор, приспустив штаны, освободил привязанный к левой ноге батон колбасы.
– Два было, – пояснил он. – Второй пришлось Никодиму из охраны отдать. Ладно… Пусть подавится.
Фёдор выложил колбасу на стол и смягчился:
– Правду сказать, не делись – так и самому ничего не достанется.
Скрипнула входная дверь. Это прибежала радостная Клавка. Подошла к Фёдору.
– Спасибо тебе Федя! Кормилец ты наш!
Фёдор не стал всерьёз отвлекаться от щей. Только голову немного повернул в Клавкину сторону:
– Любишь халяву, Клавдя?
– А кто ж не любит? – Засмеялась Клавка и пошла с Ниной в комнаты обговаривать свои бабьи дела. Нина уже из комнат крикнула:
– Феденька! Совсем сказать забыла. Сучка твоя потекла.
Фёдор обрадовался. Доел щи, запил стаканом киселя и, прикурив, вышел во двор.
Рэга, немецкая овчарка, на хозяина и внимания не обратила. Она суетилась возле будки, поджимая хвост и оглядывая двор. Потом садилась и, закинув правую лапу за ухо, начинала вылизывать под хвостом. Рядом с будкой стоял мелкий кобелёк породы кабсдох белый с чёрным.
– Ну вот, блин! – Огорчился Фёдор, – Тебя, зараза, только тут не хватало.
Фёдор взмахнул обеими руками и кышнул на женишка. Думал – испугается псинка, убежит. Да не тут-то
