В моей Москве красная земля,
Чорный терн,
Белый торф,
У парней крутые шнобеля,
Жир Мамоны в складках торб.
Воротившись домой в четвертом часу утра, Георгий велел секретарю разбудить себя в восемь тридцать, принял холодный душ и немедленно завалился спать. Сон его был тяжелым.
Весь остаток ночи его преследовали образы каких-то извращенных, вывернутых наизнанку мутаций; кривлялись, хрюкали в диком и буйном веселье целые хороводы брейгелевских личин: косматые бородавчатые ведьмы, жирные антропоморфные черви, сплошь покрытые то ли зияющими ранами, то ли отверстыми ртами; люди с головами жуков и человечьи головы на паучьих ножках. В какой-то момент водоворот уродов изрыгнул из себя особенно безобразную каргу: горбатую, с отвисшими до самых колен сморщенными сиськами. «Грядет Гог, — прокаркала старуха, тыча в аль-Рашида узловатым пальцем, — а за ним Магог, с зубами железными и когтями медными, пожирать и сокрушать, а остатки попирать ногами!»
Проснулся он совершенно разбитым, с головной болью. Аль-Рашид знал, что его ночному кошмару суждено сбыться — так или иначе. И скорее всего, уже сегодня. Что поделаешь, если с самого детства все его сны были вещими. В отличие от прочих людей по ночам он видел не смутные обрывки случившегося накануне, а то, что только должно или может произойти в ближайшем будущем. Жаль, что практической пользы от этого не было ровно никакой. Потому как являвшиеся ему во сне предсказания носили столь зашифрованный и метафоричный характер, что можно было убить весь день, пытаясь разгадать их сокровенный смысл, а в итоге все равно выяснить, что посетившее его видение пыталось предупредить о чем-то совсем ином. Поэтому и на сегодняшнем кошмаре он не стал зацикливаться, без лишних церемоний швырнув его в один из самых темных подвалов своего подсознания.
Кое-как приведя себя в норму, Георгий поймал аэротакс и назвал адрес уммовской Пирамиды. Он твердо решил сегодня же разобраться с чрезмерно зубастой помощницей Субвенция Грантовича. А может, и с самим начальником СВК. Во всяком случае, ответить на кое-какие неприятные вопросы тому точно придется.
Вероятно, он был слишком поглощен своими мыслями, поэтому не сразу обратил внимание, что машина следует другим маршрутом. И даже в противоположном от Москва-Сити направлении. А когда наконец заметил, что летит над красными крышами домов Черного округа, раздраженно повторил нужный адрес. Никакой реакции. Начав подозревать неладное, аль-Рашид постучал кулаком в перегородку, отделявшую пассажирский салон от водительского места. Бесполезно. Может, компьютерный сбой? Садясь в аэротакс, он не рассмотрел, как тот управляется: бортовым компьютером или человеком. Из салона этого тоже не определишь — перегородка была с его стороны затемнена. Чертыхаясь, он сполз на сиденье пониже и, упершись в стекло ногами, попытался его выдавить. Черта с два! Толстое бронированное стекло и не думало поддаваться. Тут он в очередной раз вспомнил про свое трофейное оружие. Но стоило ему вытащить нож из кармана, как перемычка поползла вниз, а из образовавшегося проема прямо ему в лицо уставился широкий ствол парализатора. Пистолет находился в руке тщедушного типа с болезненно выпученными глазами на изжелта-бледном лице.
— Даве не думай! — пришепетывая, заявил пучеглазый и растянул рот в гнилозубом оскале.
— О чем не думать? — попробовал уточнить аль-Рашид, лихорадочно пытаясь оценить ситуацию; кроме тщедушного за пультом управления сидел еще один тип — амбалистого вида, с множеством жирных складок на бритом загривке, но тот даже не повернул к Георгию головы.
— Ни о чем не думай, фраерок, — криво усмехнулся пучеглазый, поводя для наглядности стволом пээра. — Давай-ка фюда фвое перышко. И бев глупофтей! Не то я и в тебя в момент овощ фделаю, фечешь?
Чуть поколебавшись, Георгий погасил клинок и медленно протянул нож шепелявому.
— Так-то лучше, — удовлетворенно заметил тот, принимая оружие. — И брафлетку давай.
— Чего?
— Таво! Давай, говорю, — с угрозой повторил пучеглазый.
Георгий стянул с запястья нарком и отправил следом за ножом.
— Куда едем? — после минутного молчания спросил аль-Рашид.
— Фиди, не дергайфя, — почти миролюбиво ответил тщедушный похититель, — приехали уве.
Аэротакс и вправду резко пошел на снижение и вскоре приземлился в узком колодце какого-то двора; по характеру застройки Георгий определил, что они на северной окраине Черного округа.
Первым из машины выбрался амбал-водитель, следом за ним — пучеглазый с парализатором; выпустив аль-Рашида, он тут же упер ему в затылок ствол пээра и резко подтолкнул вперед. Ткнувшись в широкую спину бритоголового (тот снова не удостоил его даже взглядом), Георгий послушно пошел вперед. Он решил не предпринимать пока никаких попыток к освобождению. Хотя руки у него чесались изрядно. Особенно на шепелявого заморыша. Но для начала следовало выяснить, кто и зачем его похитил. А там уж видно будет.
Они направились к расположенному в самом центре двора длинному, как вагон, ржавому железному сараю, служившему, видимо, в свое время строительной времянкой. Георгий успел заметить, что в единственном ведущем во двор арочном проеме маячат несколько смутных фигур. Охрана, что ли? Едва аль-Рашид ступил внутрь сарая, как бритоголовый здоровяк развернулся и молча врезал ему под дых, а шепелявый в это же самое время огрел пистолетной рукояткой по затылку. Дыхание у Георгия перехватило, в глазах потемнело, и он со стоном осел на колени.
Когда зрение вернулось, он попытался было подняться, но бритоголовый опустил ему на плечи тяжелые, точно штанги, ручищи.
— Фтой как фтоишь, фуфел дешевый! — посоветовал шепелявый, приставив парализатор к шее Георгия.
Ощущая, как внутри его поднимается волна мутной ярости, аль-Рашид сплюнул на пол и прищурился, всматриваясь в полумрак помещения.
В самом дальнем конце, на табурете, уперев руки в необъятной ширины бедра, восседал муж чрезвычайно корпулентного сложения; проще говоря, он был невероятно, чудовищно толст: его жирные окорока свисали по обе стороны табурета, полностью скрывая этот предмет мебели, отчего казалось, что табуретные ножки растут прямо из седалища; раблезианское пузо выпирало из-под туго натянутой футболки, как квашня из кадки, провисая меж раздвинутых слоновьих ног едва не до пола; венчалось все это циклопическое сооружение внушительной будкой, напоминающей румяную задницу, снабженную парой заплывших поросячьих глазок. Со стороны толстяк весьма походил на перезрелую, готовую вот-вот лопнуть грушу. По обе стороны от него стояли двое обнаженных до пояса густо татуированных качков с автоматами наперевес.
«Батюшки-светы, да это же Гог, собственной персоной!» — поразился Георгий. До сего момента, правда, их пути никогда еще не пересекались, но спутать Большого Гога с кем-либо другим было затруднительно. Вот это да! Интересно, зачем он понадобился одному из двух некоронованных королей Черного округа?
По роду своей работы аль-Рашид, конечно, знал, что многочисленные банды Гога контролируют северную и западную части Черного округа, тогда как в южных и восточных кварталах хозяйничали бойцы другого преступного авторитета, по кличке Магог. Однако в отличие от Большого Гога, который частенько (и с тщеславным удовольствием) мелькал в теленовостях и на желтых страницах бульварной прессы, а потому был вполне узнаваем, личность второго бандитского короля оставалась тайной за семью печатями: никому не было известно, кто такой Магог на самом деле и даже как он выглядит.
Дальнейшие размышления Георгия по этому поводу были прерваны одышливым голосом Большого Гога.
— Ну, здравствуй, мил человек. Спасибо, что пришел, не побрезговал. А зачем ты здесь, скумекал?
