оружие и затаился.
Дверь в гостиную осталась открытой. В ее проеме появилась тень. Я перестала дышать.
Тень стала расти, и когда доползла до прикроватной тумбочки, Ползунов выскочил из своего убежища и выстрелил. Выстрелы прозвучали, как взрывы, и снова наступила звенящая тишина.
От страха я зажмурилась так сильно, что у меня заболели глаза. Ползунов сидел за комодом. На кухне раздался шорох, и свет погас. Мамочки! Что же будет? А где Сергей? Что с ним? От этой мысли меня прошиб липкий холодный пот. Нет, нет, его, наверное, просто оглушили.
В кухне снова раздались чьи-то крадущиеся шаги, потом прыжок и легкое «пуф». Покрывало на кровати еле заметно шевельнулось. Потом щелчок от тумбочки. Визитер, кажется, простреливает темноту, чтобы не высовывались! А тихо, потому что у него глушитель.
Василий Никанорович не шевелился, видно его мне не было. Шорохи возле двери продолжались. Раздался еще щелчок, и сразу грохнул выстрел. Шорохов больше не было, я по-прежнему не дышала.
Было слышно, как Василий тихо встал. Осторожно, миленький, родненький, беззвучно бормотала я. Он выглянул в гостиную. На фоне проема было видно его голову. Потом тихо-тихо он перешагнул порог. Я не шевелилась. Щелкнул выключатель, и на компьютерном столике зажглась лампа.
– Обувайся, иди сюда. Сумку возьми.
Я быстро схватила авоську и бочком протиснулась в комнату.
– Документы взяла?
– Да. – Я взглянула на пол и закрыла рукой рот.
На полу у двери, головой к плите лежал здоровенный мужик с дырками в груди и животе. Из-за компьютерного стола торчали две огромные ножищи в черных джинсах и грязных башмаках.
Но самое страшное, рядом с входной дверью, глядя в потолок удивленными, широко раскрытыми глазами, лежал Сережа. Я всхлипнула и кинулась к нему.
– Не надо, – тихо сказал мне Василий, удерживая за руку. – Ему уже не помочь, а нам надо уходить. Готова?
– Да… Нет. – Я кинулась в спальню, схватила свой мобильник и вместе с зарядкой сунула в карман.
– Все.
– Я выхожу первым, ты у меня за спиной. Не высовываться, не шуметь.
Он поднял с пола два пистолета с огромными дулами, наверное, это и есть глушители, кажется, такие в кино показывали, засунул их за ремень. Накинул куртку, сунул босые ноги в кроссовки. Свой пистолет держал в руках.
Приложив палец к губам, Василий тихонько пошел к двери. Я за ним, на Сережу старалась не смотреть, чтобы не задохнуться в рыданиях.
Мы выбрались в коридор. Ни души. Прислушались. Лифт двигался. Кажется, вверх. Чтобы не рисковать, мы направились к лестнице. Мама! По ней разносился грохот бегущих ног.
Быстро оглянувшись, Ползунов оттолкнулся от стены и упругим мячиком влетел в чужую дверь. То ли она не была закрыта, то ли разгон был хороший, но дверь распахнулась, и он ворвался в чужую квартиру. Я, естественно, за ним. Шаги на лестнице уже достигли нашего этажа. Дверь я захлопнула и на всякий случай привалилась к ней спиной. Но Василий задерживаться не собирался, молча он прошел к балкону, мимо обалдело глядевших на него хозяев квартиры.
Пожилая пара, он в пижаме, она в халате, сидели на диване и смотрели телевизор, конечно, до нашего прихода. Сейчас они забыли о любимой передаче и безмолвно смотрели на нас. Хорошо, что не орали. Я бы на их месте визжала как резаная. Впрочем, о чем я говорю, наши железные двери на семи засовах так просто плечом не выбьешь. Все-таки европейцы ужасно беспечны в вопросах безопасности.
Я засеменила за предводителем, по дороге повторяя: Sory, scusi, извините. Как будет по-французски «извините», я от волнения забыла. Вот ведь досада. Когда я выбралась на балкон, хозяева так и продолжали молча на нас смотреть.
– Надо перебраться на соседний балкон, – распорядился Вася.
Соседний балкон имел с тем, на котором мы стояли, общую платформу и отделялся бортиком, как раз мне по пояс. Плевое дело. Опершись о мужественную руку Ползунова, я перемахнула на другую сторону. Здесь было темно, хозяев дома не было. Василий через секунду оказался рядом.
– Хорошо бы перебраться вон туда, на тот балкон. Это другое крыло дома, подъезды выходят на другую улицу.
Я взглянула и задохнулась от ужаса. К нашему дому прилегал то ли флигель, то ли крыло дома, чуть пониже нашего. Они стыковались между собой под углом восемьдесят градусов, и до ближайшего балкона было метра три, не меньше. Этаж был шестой. Интересно, как он себе это представляет? Запустит меня туда, как ядро, а потом сам прыгнет, с места, без разбега? Но мой фантазер уже вовсю возился за моей спиной, может, мост сооружает?
Я обернулась. Нет, он вытаскивал из шкафа, выстроенного на балконе, здоровенную доску для серфинга.
– То, что надо! Должна дотянуться. – И он перекинул ее на другой балкон.
Конструкция, на мой взгляд, вышла хлипкая. Закругленные концы доски цеплялись за балконы, ее полированные бока отливали в свете соседних окон, высота была приличная.
– Я не полезу, – затрясла я головой. – Ни за что! Ты с ума сошел!
– Другого выхода нет, – жестко сказал он. – Обратно в наш подъезд нельзя. Да и здесь оставаться опасно. Надо убраться как можно скорее.
– Ты не понимаешь! Я не могу! Я боюсь! Я высоты боюсь! Что угодно, только не это.
– Ты понимаешь, что тебя убить могут?
– Наплевать, я не полезу.
– Ты о детях подумала? – вспомнил он беспроигрышный аргумент.
– Так они еще быстрее сиротами останутся, – не сдавалась я.
Тогда Ползунов, обзываясь и ругаясь себе под нос, стал заталкивать меня на доску. Я упиралась. В конце концов ему это надоело.
– Ладно, как хочешь. Я полез.
И он стал забираться на доску.
– Ты что! Совсем обнаглел? А я? Ты, что, меня бросишь? – заметалась я по балкону.
Поворот событий был неожиданный.
– Тогда полезай!
Видя, что выхода нет, я полезла, тихо поскуливая от страха.
– Ты только доску крепче держи, ладно?
– Ладно, ладно, лезь давай.
– Ой, мамочки родненькие. Ма-ма! Я уже много проползла?
– Много, ты, главное, не останавливайся. Ты у меня просто человек-паук.
– Прекрати меня смешить! Я и так сейчас упаду! Мама! Мамочка!
Мамкая при каждом движении, я кое-как доползла до другого балкона. Когда я слезла с проклятой доски, ноги мои дрожали так, что стучали колени. Стоять я не могла и сползла на пол.
Василий перелез как-то сам. Я даже не видела, так мне было худо от переживаний. Только человек, страдающий высотобоязнью, может меня понять.
Пока я пыталась обрести подобие душевного равновесия, мой бесстрашный спутник выбил очередную дверь.
Пройдя через темную комнату, мы добрались до входной двери. Повозившись минут пять с замками, вышли из квартиры и быстренько по лестнице сбежали вниз. В подъезде было пусто, на улице тоже. Мы пошли максимально быстрым шагом, бежать не рискнули, чтобы не привлекать внимания, подальше от опасного места. Домчавшись до соседней улицы, поймали, на счастье, подвернувшееся такси и поехали на вокзал. Снова на Лионский.
– Куда мы едем? Снова в Ниццу?
– Нет, конечно. Надо вообще убираться из Франции.
– Домой?!
