не пускаешь, а у вас одни и те же спектакли по нескольку раз не ставят, народ не ходит. И что мне делать?
– Отдыхать! – резко ответил Рудольф. Его, конечно же, сильно задела фраза про непросвещенный народ. – Ты вот сегодня отработала, а завтра тебе опять генералить! И надо постараться как следует, потому что я хотел бы, чтобы тебе аванс выдали дня за три вперед – надо за аренду заплатить.
Глаша шмыгнула носом:
– Рудик… не получится с авансом… Меня муж Мики уволил.
– Я так и знал! – треснул кулаком по столу Рудик. – Ну ни на что не годна! Неужели было трудно хорошо убирать? Вот скажи, ты хоть что-нибудь умеешь?
– Рудик, я хорошо убирала! Но он вспомнил, что видел меня у дороги… когда я в роль продажной женщины вживалась, и сказал, что проституткам не место в его квартире!
Рудольф прищурил глаза и вдруг спросил:
– Так… ты все-таки тогда заработала деньги, да? И скрыла?
Глаша онемела на секунду, а потом выпалила:
– Дурак! Ты что такое несешь?! Чтобы я! Заработала?! Да ты… ты хоть немного думай, что говоришь!! И вообще, я больше не собираюсь ни в кого вживаться! Мне Мика сказала, что я могу с таким-то опытом в кино сниматься!
– Да уж, велик опыт, – фыркнул Рудольф.
– Велик не велик, а есть, – обиделась Глаша. – Ладно, я не буду ходить на твои репетиции! И на спектакли тоже! Накоплю денег и… в театр Пушкина схожу, так и знай!
Рудольф на столь вопиющее предательство даже не отреагировал. Он доел сырники, медленно выпил кофе, но выходить из-за стола не торопился. Все так и сидел, уткнув лицо в ладони. Его прекрасные волосы пробивались сквозь пальцы ленивыми волнами, и Глаша в который раз залюбовалась своим Ромео. Подойти бы сейчас к нему, обнять, сказать слова верные… только в голову лезет какая-то совсем ненужная дрянь.
Глаша походила по комнате и, чтобы не наломать еще больших дров, залезла в ванну. Когда она вышла, Рудика уже дома не было, супруг отправился на репетицию.
Конечно, Глаша в театр в этот день не пошла. Просидела у телевизора, провозилась с костюмом Рудика, а потом уткнулась в книгу. Так и прошло время. Муж вернулся очень поздно. Обычно после репетиций он всегда приходил веселым и радостным, но сегодня выглядел задумчивым и хмурым. Глаша хотела обсудить с ним вечер в театре, но тут Рудольфа начали донимать звонками. Так происходило всегда. Именно в последний день перед спектаклем артисты вдруг забывали тексты, на многих сваливались неожиданные идеи, например, в корне поменять постановку. И со всеми своими переживаниями они лезли к нему, к Рудику, в результате чего тот, вместо того чтобы расслабиться и набраться сил перед премьерой, доходил до белого каления, потом отключал телефон и совсем опустошенный валился в кровать и засыпал. Сегодня вечер прошел как обычно: Рудик с кем-то переругивался, кого-то уговаривал, успокаивал, кого-то даже материл в трубку, а потом плюнул и убежал в спальню. Глаша не успела пожелать ему спокойной ночи – через минуту из спальни уже доносился звучный храп.
– Нет, он на этой работе сгорит! – пожаловалась она сама себе и тоже отправилась спать.
Следующий день снова был серым. Рудольф хмурился, а Глаша пыталась хоть как-то его развеселить. Она-то знала, что ему никак нельзя идти на премьеру в таком настроении.
– Рудик, посмотри, по телевизору юмористическую программу показывают! – звала она его к телевизору. – Мне так этот юморист нравится! Я прямо умираю от смеха! Он на нашего Ромео похож, на дворника! Ну посмотри же!
– Ты лучше у этого Ромео поинтересуйся, им там дворники не нужны? – вдруг сказал Рудольф.
– Дворники? Да зачем им? Они вдвоем с Манькой управляются. А почему ты спросил?
– Потому! Надо работу искать. Тебе неизвестно когда заплатят, всегда зарплату задерживают. Конечно, на одну свою я тоже не потяну. Ну ничего, заработаю, скоплю, а уж потом… потом и театр…
– Рудик! – распахнула Глаша глаза. – А зачем тебе дворником? Можно грузчиком устроиться или сторожем! Какая хорошая работа – ночью где-нибудь спишь, а тебе за это еще и деньги платят!
– Ты вообще хоть когда-нибудь думаешь, когда говоришь?! Ночью я не пойми где спать буду! Да ко мне только ночью и приходят светлые мысли! А если я в это время кого-нибудь сторожить буду… да-а, видно, придется свой талант похоронить. Господи! Ну ведь кому-то идет удача прямо в руки! У кого-то родители богатые, жены, а тут – все сам, все сам! Карабкаешься, карабкаешься, а тебя еще и столкнуть норовят! Глафира, если мне придется бросить театр, то лучше… лучше заранее самому из окна выкинуться! Я создан для искусства, когда ты наконец поймешь?!
– Я уже… поняла, – испугалась Глаша. – Я и раньше так думала – создан! А сейчас прикинула, ну когда тебе работать? Ты же в театре постоянно! Домой еле живой приползаешь! Я уж забыла, когда мы в гости ходили, когда мы… Да ты меня и в кино не водил сто лет, да чего там, даже в свой театр уже не пускаешь! Нет, тебе дворником никак нельзя… сторожем, правда, можно было бы…
– Глаша!!!
– Да! Но сторожем… разве сейчас найдешь такую дефицитную работу? – тараторила Глаша. – Нет-нет, конечно же, сиди дома… Да еще и пьесу мою надо готовить…
– Вот кто про что, а вшивый про баню! – вскипел Рудольф. – Я ей говорю, что вынужден с искусством расстаться, а она опять свои эти глупости бабские!
– Да я не глупости… я просто… когда ж тебе работать?!
– Нет, она так говорит, будто я лоботряс! – воздел руки к потолку Рудик. – Когда мне работать! А я что, по-твоему, не работаю?! А вот эти все премьеры, они что, сами по себе вылупляются, да?! А костюмы всякие?! А гастроли? Нас вот опять пригласили в Барановку! Что, думаешь, я для личного удовольствия там трясусь?! Да я не знаю, как вывернуться, чтобы хоть копейку заработать! Ну не виноват я, что наше искусство так низко ценят! И ни фига за него не платят! А тут еще Казимирович этот, ни дна ему ни покрышки! Опять нудит, что надо театр закрыть! Дескать, никакой прибыли! У меня денег на аренду нет! И ты еще тут…
Рудольф ушел, а Глаша не могла себе места найти – ну надо же, ума в голове вообще не осталось! И чего она тут наговорила! Бедный Рудик, и как он ее еще терпит? Нет, надо что-то срочно предпринять!
Она быстро собралась и побежала по близлежащим киоскам. Уже через час, уютно расположившись на диване, обложившись газетами, она принялась просматривать объявления с предложениями о работе. Предложения не радовали. В основном нужны были сотрудники на полный рабочий день, на подработку тоже приглашали, однако довольно сомнительные заведения. Да и требования Глаше совсем не подходили: образование по специальности, опыт работы, да еще и строго ограниченный возраст. Она в свое время, правда, закончила технологический институт, но поработать по специальности у нее так и не получилось, ничего подходящего не подворачивалось, а потом мама пристроила ее в библиотеку – дескать, близко к дому, всегда в тепле и нервы никто не мотает, да еще и в компании с классиками, чем не радость? Судя по сегодняшним газетным объявлениям, вуз Глаши по-прежнему никому не требовался, а то бы она… достала диплом…
– М-да… – расстроенно протянула Глафира. – Придется увольняться из библиотеки, но тогда… тогда вообще неизвестно, когда деньги получишь и сколько… И у Рудика дела не ладятся. Никто не ходит на спектакли, вот Казимирович и бесится.
И тут в голове ее мелькнула шальная мысль. Она вспомнила тучную супругу директора ДК, госпожу Лидию Карповну. Карповна была уже не молода, но старательно распускала слухи о своей дикой привлекательности. Вроде бы при виде ее мужчины всех мастей буквально теряют голову. Ей туго верили, однако ж она не отчаивалась и свято верила в это сама. Карповна работала там же, в ДК, но… работала – это сильно сказано. Она просто расхаживала по фойе, показывала свои наряды и мешала заниматься делом остальным, заставляя их в который раз выслушивать, как молодой, пылкий любовник, жгучий, как садовый хрен, в очередной раз добивался ее расположения.
Глаша прыснула в кулак, а потом глубоко вздохнула – все же было немного страшновато – и набрала номер администратора ДК, тети Любы.
Та оказалась на своем посту и трубку взяла немедленно:
– Теть Люба, а… Лидия Карповна там? – спросила Глаша. – Дайте ей, пожалуйста, трубку.
