Хаген Альварсон
Девятый Замок
'…Только те, кто прошёл ад вдоль и поперек, могут приносить жертвы. Только сильные могут решать, кого приносить в жертву. И только сильнейшим позволено жертвовать собой.
Иначе жертва становится всего лишь вульгарной платой, а сам ритуал жертвоприношения становится балаганом…'
Часть 1. Край твоих предков
Сага о Снорри, сыне Турлога, и других обитателях и гостях славного города Норгарда
Пролог
Есть на Севере, южнее Вестарфьорда, большой дуб. Стоит он на берегу реки. Это — раданте, дух- хранитель. От века он высится над водой, над землей, и так велика его мощь, что никакая буря не в силах его согнуть.
В северных горах живёт злой ветер, пожиратель падали. Раз в сто лет он приходит в долины, сея опустошение и ужас. Раз в сто лет ветер и древо сходятся в битве, и тогда всё живое спешит в укрытие. Тень падает на землю, и страшный ураган свирепствует девять дней и ночей. Говорят, что в это время мир умирает и возрождается.
Но если однажды буря переломит хребет исполинского древа…
Мгла накроет мир, и смолкнут песни, и зазвенит медь над беспредельной пустошью. А солнце будет бледным и больным. И лишь смердящая пыль устелет небо в тысячу слоев…
Пожелаем удачи тем, кому выпадет жить в те девять дней.
1
…в тот год родился Снорри сын Турлога. Также говорят, что в тот вечер случилась зимняя гроза.
…— Ну-ну, милая, — старуха коснулась руки женщины, ободряюще похлопала, — всё позади. Всё… Это первый раз тяжело.
Тяжело, впрочем, и потом, но к чему это знать молодой матери?
— Покажи… — простонала женщина едва слышно.
— Любуйся.
Старуха поднесла к бледной роженице здоровое дитя с рыжим пушком на голове и неуловимого цвета глазами — яркими, как новорожденный мир. Ребенок не плакал — наоборот, глядел озорно и лукаво, точно не было страшного разрыва с уютным родным лоном.
— Мой… мой малыш… — прошептала мать, постаревшая на жизнь, — он в отца…
— В твоего? — уточнила знахарка.
— В своего… собственного.
— Ну, что уж тут… — всплеснула руками колдунья, — и такое бывает.
И отвернулась с ребенком, — искупать новорожденного в священном сосуде, на дне которого виднелась Руна Жизни, посвященная Праматери-Эдде.
— Дай… — слабо попросила роженица.
— Не дам, — грубо обрубила колдунья, точно топором — пуповину, — бледны и слабы твои руки, Асгерд, дочь Альти! Холодны твои руки, точно снег, и столь же белы! Удержишь ли дитя? Не застудишь ли?
— Дай мне сына, Арна-вёльва! — крикнула раненой птицей Асгерд. Тихоня, папенькина доченька, она кричала на ведьму! Альти, сын Альвиса, не узнал бы своей дочери. Впрочем, он и так её не знал, как годится знать родителям детей…
Медленно повернулась Арна-колдунья, священная птица Праматери, и в неверном свете очага её руки казались по локоть в крови, а за её спиною кричал безымянный ребенок, изведавший коварство воды. Сорвала с шеи янтарный амулет — колыбель в когтях чудо-птицы — и воздела над миром.
— Веди себя тише, о Асгерд, — промолвила ведьма, глядя в душу юной матери, — иначе дисы и фюльгъи отвернутся от тебя и твоего чада, и не будет ему в жизни ни счастья, ни удачи!
Асгерд онемела, холоднее льда: ибо из седой бездны поколений с ней говорила сама Улла, Праматерь её народа. С ней говорили шепотом волн Андара, Мать Рек, и Кэльдана, Владычица Морей, грозила штормом. С ней говорила Тэлира, Поющая Мать-Земля, и все птицы и звери, выводящие потомство; и Хелла, хозяйка Утробы Мёртвых, тянулась к ней сквозь вечность… Рекья, дочь Вьярда, её матушка, смотрела на неё, и все иные жены народа Двергар, и духи-дисы, помогающие при родах… И не верилось, что еще час назад Асгерд кричала от страшной муки, когда её естество разрывалось пополам, точно тело скалы, расколотое взрывом вулкана, рассеченное трещиной, из которой рвется наружу раскаленная
