У Корд'аэна заныло сердце, когда он разглядел огонек в карих глазах Учителя.
— Вернулся, бездельник, — проворчал Брендах. — Проходи, вытирай ноги. Чай будешь?
И, не дожидаясь ответа, склонился над каменным очагом, колдуя над чайником. Корд'аэн тщательно вытер ноги и вошёл.
Комната не слишком изменилась: те же белые, гладко шлифованные березовые доски на стенах, те же шкуры рысей на полу, тот же серый тюфяк, те же три старых кресла — и те же кучи книг, свитков, дощечек, сваленных в углу. То была рабочая комната.
Корд'аэн умостился в кресле. Терпкий аромат уюта из заварника уже наполнил каморку, и странник уже почти поверил, что он вернулся, что он дома, и все заботы остались там, в тумане над каменным мостом Девятого Замка.
Однако взор его наткнулся на девять рам, скрытых занавесями. Ужас ужом шевельнулся в сердце. Вспомнились слова: '…почему мы ещё живы?'
Брендах между тем подал ему чашку. Ароматный пар успокаивал.
— Сегодня был великий день, — произнес Брендах голосом, в котором рокотал подземный гул вулканов, кричали вороны над полями сражений, дышали ненавистью горны глашатаев и оружейников.
Голос старика в чёрном камзоле с железным сердцем в груди дракона — вот чей голос звучал в комнате. Звучал обыденно, как рассвет и закат, на которые никто не смотрит.
— Знаю, что ты хочешь сказать, — поморщился старик. — Что я опять посмел нахаркать тебе в сердце, вытереть сапоги о светлую память… Спрячь громы и молнии, друид. Я не терплю голосов, от которых дребезжат стекла. Оставь вопли малышам и раненым птицам. Мастера говорят спокойно, как ты знаешь.
— А как же это столпотворение, скотобойня, этот карнавал? Как же все эти силы мира, духи, боги, чудовища?..
— Думается мне, что никуда они не денутся, — ответил Брендах-Глумхарр. — Это не более чем пролог к нашему разговору.
— Разве трудно было поговорить с самого начала?
— А ты был настроен говорить? А твои спутники? Вы шли в Девятый Замок, и шли со смертью и за смертью. Пока вас не измажешь мордой в дерьме, не обреешь налысо и не усадишь за рабскую работу, вы не услышите ни слова. Люди Креста не просто так проповедуют смирение, друг мой…
— А ты только с рабами можешь говорить?
— Кто не бывал рабом, часто мало ценит свободу, и не знает её вкуса до самой глубины. Ладно, поговорим лучше о другом.
Корд'аэн пожал плечами.
— Скажи мне, ученик мой, — взор Брендаха, сына Катбада, стал похож на горький чай, — скажи, что ты познал за этот день?
Колдуны скрестили взгляды. Корд'аэну казалось, что у него оба глаза целы, и что зеницы нанизывают на корявые прутья, что он седеет и стареет, что небо безжалостно впечатывает его в твердокаменную плоть земли…
…но не отвёл гордого и холодного взгляда. Отверз уста, и голос звенел чистейшим льдом с края мира:
— Дэор сын Хьёрина, охотник и скальд, научил меня, что мелкое ничтожество откроет этому миру новые двери новой судьбы. Ничтожество — это ключ, а грядущее принадлежит карликам, мелочным, скупым и рассудительным.
— Далее, — молвил Наставник тихо.
— Тидрек, сын Хильда, мастер, слепой и раб, научил меня, что дар вполне можно обменять на простые вещи, коль скоро дар не приносит счастья, в отличие от тех самых простых житейских удовольствий.
— Далее.
— Борин из рода Хёльтурунгов, мастер меча, арфы и кожи, научил меня, что честь превыше многого. Превыше счастья, любви, дара, дела и самой жизни.
— Далее…
— От Дарина сына Фундина, избалованного лентяя и труса, я узнал цену прощения, данного не из любви, уважения иль силы духа, но из безволия, бессилия и страха. Право же, невелика цена такого прощения! Далее? Изволь. От Асклинга-ясеня, бочки и идола, мне стало ведомо, что достойней умереть как герой, чем жить, как гнида. Снорри сын Турлога, пивовар, безумец и мой друг, научил меня, что отчий дом — в сердце твоём, и лишь потом — снаружи. Эльри Бродяга, убивший сам себя тысячу раз, — от тебя я узнал, что побороть дракона, не став драконом, невероятно трудно. Достаточно ли я узнал за истёкший день, о Наставник?
— Кажется мне, ты всё же кое-что утаил, мой ученик.
— Что ж, послушай ещё, Учитель. Сегодня один чёрный дракон, гад чешуекрылый, червь и слизняк, мнящий себя великим художником, знатоком тайн сердец и искусства, рассказал мне одну скелле. О том, как весело и приятно разрушать сказки. А главное — полезно. Ведь нам просто необходимо знать, как всё было на самом деле. Сегодня я видел смерть сказки. Сегодня я окончательно стал взрослым.
— Скажи ещё немного, о лучший из моих учеников! — почти молил старик.
— Я скажу. Только те, кто прошёл ад вдоль и поперёк, могут приносить жертвы. Только сильные могут решать, КОГО приносить в жертву. И только сильнейшим позволено жертвовать собой.
Иначе жертва становится всего лишь платой, а сам ритуал жертвоприношения — балаганом.
Корд'аэн не видел, ослеплённый гневом, как слёзы блеснули на старческих глазах, напоённых горем. Он шёл, срывая покрывала с картин. Вот слетело и девятое, последнее покрывало, обнажив престол из костей и черепов, объятый пламенем, рождённым его, Корда, искрой.
Над горящим Рольфом, сыном Ингвара, распахнулись Золочёные Палаты.
Корд'аэн взмахнул кистью, возвращаясь на поле великого жертвоприношения.
Далеко-далеко, за сотни лиг, в настоящем Эльгъяр, в захламленной, но уютной каморке, на сером тюфяке, ворочался старец, кашляя кровью в грязную седую бороду, хрипел сквозь сон, задыхался и метался в кошмарах…
Проснулся.
Тревожно взглянул на запад.
И тихо, судорожно заплакал, думая о своём лучшем ученике.
— Прости меня, Лисёнок… ты слишком далеко ушёл.
…Большая белая кошка на крыльце грустно смотрела на звёзды.
В Королевской Академии Искусств стольного града Эйри есть картинная галерея. Полотна великих творцов минувшего и современности выстроились, как на параде. Толпа толстосумых зевак бредет, подобно стаду, за экскурсоводом. Экскурсоводу осточертели зеваки. Но у него — жена, дети, любовница и три кошки. Чёрная, белая и рыжая. И все хотят кушать.
Стадо подходит к стенду с девятью полотнами. Экскурсовод говорит глубоким бархатным голосом:
— Обратите внимание, дамы и господа! Перед нами — цикл работ живописца Корд'аэна О'Флиннаха, известный как 'Идущие на зов'. Его биографы утверждают, что этот цикл был создан им во время пребывания в легендарном Девятом Замке по заказу его владельца Глумхарра…
Экскурсовод говорит что-то ещё, но туристы не слушают. Им просто сказали, что быть в столице, но не посетить Академии — верх отсталости; что это модно и гламурненько — пялиться на размалёванные холсты, выбрасывая на это деньги.
