А потом — багровая хмарь. Мгла.
Он проснулся ночью. Острый серп месяца улыбался ему своей хищной улыбкой. Дэор попытался встать и понял две вещи: он голый и безоружный; голова кружится, как крыло ветряка.
— Как ты, чуж… Дэор? — прошелестел голос, и над ним склонилась высокая женщина. Её волосы сияли в лунном свете серебром, а глаза блестели как янтарь.
— Ты не Фионнэ… — прохрипел Дэор.
— Чему я рада, признаюсь.
— Твои глаза…
— Мои глаза пусть тебя не волнуют. Я — Мактэ, целительница из народа Лундар, как вы нас зовёте. А ты побудешь пока тут. Фионнэ придёт завтра. Пока она к тебе благоволит, ты в безопасности. Иначе я и пальцем бы ради тебя не пошевелила. Отдыхай, глупый чужеземец.
Фионнэ пришла ближе к полудню. Принесла в плетёном лукошке всяких ягод. Увидев, что Дэор спит, собралась уходить, но тот открыл глаза и окликнул:
— Зачем?
— Что — зачем? Ягоды тебе сейчас не повредят. Мой народ разбирается в целительстве получше вашего. Можешь мне в этом доверять.
— ЗАЧЕМ?! — прорычал Дэор.
Она ответила ему холодно:
— Таков долг благородного. Ты спас мою жизнь, я спасаю твою. На дар ждут ответа.
— Лёд в твоем голосе, но это хрупкий лёд. Не нужен мне твой дар. Зови теперь ваших законников, будем вершить суд. И пусть эта ведьма Мактэ подсчитает, сколько веток я наломал!
Девушка присела на край постели. Она должна была уйти, даже не взглянув на дерзкого чужака. Никто не смел с ней так говорить. Даже отец никогда не указывал ей, что делать. Но лёд истаял, когда она поймала его взор.
Нельзя злиться на больного. Больного, что хочет жить, просто ещё о том не ведает.
— Спой для меня, — прошептала она. — Про русалку, дочь Ахто.
— А ты готова меня слушать до смерти? До моей смерти?
— О чём ты говоришь?
— Ни о чём. Я шёл сюда путями, которыми не ходят смертные. Я шёл за мечтой. Тебе, думается, ведомо, что это такое. Стань моей женой, королевна. Я увезу тебя отсюда домой, в Хлордир. Будем жить в избушке вроде этой, на скале у моря…
— Не смей! Ни слова больше! — закричала она, как кричит птица с подрезанными крыльями, увидев небо. Ибо она знала, что такое мечта. А чужак кромсал заветной мечтой её сердце.
— Хо-хо, — ухмыльнулся Дэор. — Ты не можешь быть королевной и свободной птицей. Ты ненавидишь своего отца и братьев, свой дом и престол. Одно слово, красавица, и я добуду тебе сто престолов. Но они тебе не нужны. Тебе тесно в золотой клетке. А у меня есть ключ от неё. Я — твой ключ. Так пойдём же, моя королевна. Что мне за прок был спасать твою жизнь, коль она тебе в тягость, и даже мне это очевидно…
Она ничего не ответила. Тёмные холодные воды осени были в её глазах. Непроглядно тёмные.
Он привстал и обнял её за плечи, прижавшись голой грудью к её спине.
— Ты прекрасная снежинка, — прошептал ей на ушко, — ты прекрасная белая снежинка. Прости. Меня никто никогда не жалел, потому я такой… Ты не заслужила… Ты так прекрасна, а я посмел… Возьми мой нож, тот, из змеиного зуба, и — в сердце мне. Чтобы — сразу. Болит. И будет болеть — без тебя. А я устал от боли. Сжалься, королевна.
Она резко обернулась, отпрянула. И ударила его, наотмашь, оставив на здоровой щеке алый след.
— Дурак! — сказала дрожащими устами. — Не смей больше произносить этих слов! Не смей! Ты не знаешь!..
Она не удержалась, не договорила, обняла его за шею и расплакалась.
Мактэ покачала головой. Это дело пахло очень скверно…
3
— Не понял ни слова. Растолкуй ещё раз об этом заклятии…
— Это не заклятие. Это гейс.
— А в чём разница?
Фионнэ вздохнула и отошла к распахнутому окну…
…Дэор уже месяц жил в Альвинмарке, в княжестве Раттах, кровной принцессой которого была Фионнэ. Раны его заживали стараниями Мактэ. Первое время он жил у целительницы, потом переселился в Гостиный дом, что-то вроде таверны на холме, у дороги. За постой с него не взяли ни гроша. Когда он хотел заплатить, хозяин — усатый темноглазый сид — лишь покачал головой и что-то проворчал насчет глупых чужаков. В бруйден, заезжих домах, было не принято платить. Гостеприимный хозяин увеличивает цену своей чести, оказывая заботу о путниках.
Вопросов тут не задавали. Если к ободранному чужаку приходит королевна, значит, есть тому причина. В конце концов, ребёнок имеет право на игрушку, разве нет? Ибо отцу её давно уже было известно, что Дэор сын Хьёрина убил пять банаг-дион у северной границы. Друиды сказали, что от халька нет опасности ни для княжны, ни для княжества. Важно ли прочее?
…— У локланнов есть обычай: когда они идут на своих драконьих лодках, то грести имеет право лишь воин, свободный, а раб не имеет права грести. Это похоже на гейс, — объясняла Фионнэ. — Дурацкий, конечно…
— Благодарствую! — возмутился Дэор. — Ты всё-таки говоришь о моих сородичах!
— Прости. Разница такова, что у вас гейс — это просто обычай, а у нас… Я не могу переступить границы королевства без разрешения отца. Если я сделаю это — умру на месте.
— Придётся убить твоего отца, — пожал плечами Дэор.
— Тогда мне придется стать королевой, а тебе — умереть.
— Значит, пойдём к нему и вырвем у него благословение на нашу свадьбу.
— Пойдём. Умрём вместе и с достоинством.
Дэор смотрел на неё и не мог понять — шутит ли она или в самом деле готова умереть вместе с ним, за него.
Впереди у них была долгая ночь.
Они любили друг друга. И это было очевидно всем. Княжна и незнакомец, птица и зверь, лес и море. Высокородная наследница сидов, Народа Холмов, полубессмертных, полубогов, — и чужак, оборванный изгнанник, нищий бродяга, чья жизнь не крепче гнилой веревки. Давно уже не слыхали о такой нелепой паре. Но когда люди видели, как влюблённые смотрят друг на друга, им тут же всё прощали. Ибо тогда становилось очевидно, что нет пары прекрасней. И только те, кто не умеет любить, давились горькой завистью, выворачивались наизнанку, чтобы только опорочить принцессу и её героя. Но к таким мало кто прислушивался.
Иное дело, что вряд ли у этой пары было будущее. Никто не верил, что Эльнге отдаст дочь
