Клавдия Сидоровна вышла от старушки окрыленная. Теперь она знала, куда ехать и что делать.
– Жора, в клуб!
Агафья Эдуардовна встретила гостью настороженно. На Клавдию Сидоровну с веником лечебных трав под мышкой она глянула с подозрением, но в кабинет все же пригласила.
– Вы, Агафья Эдуардовна, слышала, сердечком маетесь? – с состраданием спросила Клавдия. – От искренней души помочь хочу. Да и поболтать немного надо, так, по-девичьи.
Вечером того же дня к больнице, где лежала Катя Белкина, подкатила машина. Из салона выскочила женщина в белом халате и, не задерживаясь у главного подъезда, направилась к служебному входу.
Катя сидела на казенной койке, смешно поджав ноги, и вязала на спицах ажурный узор.
– Вот рукодельница! А я и не думала, что ты такую красоту плести умеешь! – защебетала женщина, войдя в палату.
Увидев гостью, Белкина покрылась матовой бледностью и сделалась похожей на мраморную скульптуру «Мыслитель за вязаньем».
– Агафья… Эдуардовна? А вы что здесь делаете? Да еще в белом халате? – еле промямлила она.
– Так надо же мне навестить сотрудницу, а к тебе простых смертных не пускают. На какую хитрость не пойдешь, чтобы с тобой повидаться. Вот я тебе тут фруктиков принесла, только уж ты при мне не ешь, а то кто тебя знает, отравишься прямо на моих глазах. И что у тебя за привычка стала – чуть что, сразу травиться?
– Можно подумать, я специально! – обиделась девчонка и отшвырнула вязанье. – Вы бы сами попробовали в больнице-то, когда на улице жара сорок градусов! Все лето на этой койке!
– Вот и возвращалась бы домой-то, чего ж ты? – наивно спросила Агафья Эдуардовна.
Девчонка уставилась в окно, а потом пожала плечами. Она, может быть, и рассказала бы про свои тревоги, да ее соседки подсели поближе, чтобы не пропустить интересный разговор.
– Пойдем по саду погуляем, у вас ведь не запрещают, – предложила Агафья Эдуардовна.
Катерина нехотя согласилась. В больничном садике они уселись на низенькую скамеечку, и девушка достала сигареты.
– Не могу я в клуб пока… Во-первых, врачи советуют пройти курс лечения у психолога, а во-вторых… Страшно мне там.
– А чего ж ты боишься? Я не кусаюсь, наши вроде тоже не людоеды… Смотри, как ты здесь исхудала, бледная вся, как поганка, одни кости остались… Про тебя уже и посетители спрашивают…
Катерина молчала и только пускала дым колечками.
– Кто-то хотел меня отравить… – наконец проговорила она. – И я даже не знаю чем. Ела вместе со всеми, ни с кем не встречалась, и вот пожалуйста!
– Ну так, может, это случайно?
– И Таню Осипову тоже случайно? Что вы мне говорите? Кто-то упрямо хочет нас или запугать, или вывести из строя. Убить, иными словами. Самое интересное, что даже подумать не на кого…
Агафья Эдуардовна мельком глянула во двор, ее машины отсюда не было видно.
– Ой, какая жалость… Значит, не хочешь на работу выходить… А я, грешным делом, к тебе за помощью шла… Машинка моя… того, в ремонте осела, вот и хотелось твою попросить, ты же знаешь, я без руля, как без рук. Когда еще из сервиса выгоню, а пешком – хоть вой.
Катерина непроизвольно дернулась, а потом изумленно уставилась на хозяйку.
– Это о какой машине вы говорите? Откуда она у меня?
– Ну как же, а которую продали-то тебе Распузоны! Акакий Игоревич сильно волнуется, спрашивает, когда ты ему деньги отдашь. Хорошая еще, говорит, машинка была, бегала, как серна.
– Ваш Акакий Игоревич самый настоящий алкаш, неужели вы не заметили? У него уже белая горячка во всю голову! Это же надо – я у него машину купила! – скривилась Катерина и вдруг придвинулась к самому уху старушки: – Вы знаете, я очень эту семейку подозреваю. Вы не поверите, ко мне приходила жена этого Акакия, толстая такая квашня, сеточку с гостинцами принесла. Ну мне отказываться было неудобно, я съела какое-то яблоко, а потом меня тут же скрутило, еле откачали. Зачем, спрашивается, приходила эта лошадь? А я вам скажу – чтобы меня отравить! Вы бы гнали этого Распузона. Сами вспомните, только он у нас появился – сразу неприятности посыпались одна за другой. Нет, черные они люди. Я их очень боюсь.
Агафья удивленно выпучила глаза и только кивала седой головой. Девчонка прямо вся преобразилась. Она на самом деле боялась, вон и сигарета в пальцах заплясала, и ножка в уродливой тапке трясется. Нет, надо пройти Катерине курс у психиатра.
– Я присмотрюсь к Распузонам. А то вдруг и впрямь с пьяного-то организма Акакий хочет порешить весь наш клуб, – пообещала старушка и, уже попрощавшись, спросила: – Так, значит, нет у тебя машины-то? Не покупала?
Девушка только горестно помотала головой.
– Нет, и никогда не было… к сожалению.
Отъехав от больничных ворот, Агафья притормозила, и в машину к ней тяжело загрузилась Клавдия Сидоровна.
– Ну как самочувствие вашей красавицы?
– Очень плачевное, травите вы ее бедняжку без стыда и совести, – сообщила Агафья, выруливая на главную улицу. – И муж ваш, простите, алкаш конченый, белой горячкой мается, девчонка боится его, мочи нет, поэтому и на работу выходить наотрез отказывается.
– Даже за такие деньги, какие вы платите? – ужаснулась Клавдия.
– Даже за них. А машины-то у Катерины никогда не было. Не покупала она ее у вас, так-то! Забыла, видать, девчонка, как в моем же кабинете обещала Акакию остальной долг вернуть за эту самую машину. Или думает, что я совсем старая, уже не слышу ничего…
Когда Клавдия Сидоровна заявилась домой, она чуть было не поверила Катерине про белую горячку своего мужа – Акакий, опрокидывая мебель, скакал по всей комнате за ночной бабочкой. Его глаза горели азартом, он по-кошачьи вилял задом, а потом прыгал на несчастное насекомое. Только с этой ловлей у него выходило туго – бабочка все время ухитрялась взмывать к потолку. Рядом бесновался Тимка, он пытался у хозяина отобрать дичь, но Акакий был ловчее. Вот толстая бабочка затрепетала возле люстры, и Акакий, приставив стул, накрыл ее ладонью. Лицо его светилось счастьем.
– Кака, у тебя белая горячка, да? – со слезами в голосе спросила жена. – Зачем ты ловишь мух? Над тобой вон даже Тимка смеется!
– Не так страшно, когда над тобой смеются, страшнее, когда плачут! – подарил умную мысль Акакий, аккуратно расправляя насекомому крылья.
Испуганная Клавдия схватила супруга за штаны.
– Кака! Только не ешь ее, скушай лучше блинчик.
– Ты, Клавдия, совсем заработалась, чего это я мерзость такую есть буду? Это Тимка, хищник хренов, ловит бабочек и жрет! А бабочки эти ядовитые, поэтому его потом всю ночь полощет! Думаешь, приятно потом за ним убирать? И ведь что ни делай – ловит и жрет! Вот и скачу кенгурой, выгоняю этих насекомых, чтобы кот не поймал. А ты чего подумала?
Ой, да что ей, думать больше не о чем! Сейчас вот вся голова раскалывается – почему это Катерина упрямо обвиняет ее в травле? Неужели на самом деле так думает?
– А? Клава!
– Чего ты?
– Я спрашиваю, а ты о чем подумала? – допытывался Акакий.
А с другой стороны, что еще девчонке думать, если ее стало выворачивать, едва Клавдия вошла в палату!
– Ну? – снова прицепился Акакий. – Так что ты подумала?
– Господи! Да отцепишься ты когда-нибудь?! То на бабочек наседаешь, то на меня теперь! Иди вон лучше подъезд подмети, грязи – не пролезешь!
– Я?! – задохнулся муж. – Меня в подъезд?! Ты – стерва, Клавдия! Ты старая, мерзкая стерва!
В следующий момент в голову бунтаря полетела настольная ваза.
Поздно ночью, ворочаясь на узкой постели, каждый был занят своими мыслями. Акакий обижался на
