– Какая разница? Не умничай, Жора! Завтра нам нужны твои незагруженные мозги, – фыркнула Клавдия и вывалилась из машины.
Она шла домой, и душа ее пела. Ну и что, что они сегодня так ничего нового и не узнали, зато они уже все ближе к разгадке, потому что круг смыкается все плотнее. Не может Лиля испариться, у кого-то да обнаружится. Завтра она спокойно займется Соней Ранет, и не надо будет ни от кого убегать – Катерина Михайловна теперь не поплетется следом. И Петр Антонович не станет поучать скрипучим голосом. И можно вполне спокойно смотреть ток-шоу.
Дверь ей открыл Акакий. Вид у него был какой-то виновато-задумчивый.
– Что? Не взяли? – упало сердце у Клавдии.
– Кого? Маменьку и Петра Антоновича? Взяли, еще как. Конечно, после того, как маманя заявила, что ей необходим в палате крохотный бассейн и зеркало в четверть стены, они засомневались – стоит ли ее определять, но я сообщил, что у маменьки это нервное, и они смирились.
– Напугал, – выдохнула Клавдия и прошагала в комнату.
Там-то она и поняла причину Какиной задумчивости. На диване, с ногами, сидела давняя поклонница мужа и хозяйка чахлой герани Оленька, с красными от слез глазами и утирала нос наволочкой из нового подарочного гарнитура.
– Не по-ня-ла, – уставилась Клавдия на супруга. – А это что за декорация?
– Клавдия, ты не ошиблась, это Оленька, – торжественно-печально начал Акакий Игоревич, по-ленински заложив пальцы за подтяжки и качаясь с пятки на носок. – Клавдия! Мы тебя ждем с самого утра, чтобы сообщить важную новость…
У Клавдии сердце ухнуло в пятки. Так и есть – старый негодник решил ее бросить, привел в дом молодую любовницу, и Клавдию теперь собираются вышвырнуть, как пластиковую бутылку!
– Да! Крепись, Клавдия. Но… мы с Оленькой решили… что нам надо ее удочерить! – Как Акакий ни крепился, но при последних словах отпрыгнул подальше от грозной жены.
Клавдия выдохнула. У нее даже появилось игривое настроение.
– Ах, удочерить?! А вот я больше хочу сыночка! Кого ты предлагаешь усыновить? Жору?
Акакий задумался. С одной стороны, Жору бы и неплохо, парень всегда при деньгах, нежадный. Но с другой… через две недели вернется маманя, что она скажет, когда увидит в их маленькой комнате такой «детсад»?
– Мы не можем Жору, – наконец решил он. – У него и без нас великолепные прожиточные условия. А вот Оленька… Ее выгнали родители! Ей негде жить, нечего кушать, не с кем спать и нечего надеть, – грустно хлопал ресницами старый ловелас.
Оленька наконец ожила. Она еще раз убедительно шмыгнула носом и начала горькую повесть:
– Акакий Игоревич прав. Мои родители совсем ошалели, напились до чертиков и вышвырнули меня из дома. Ах, Клавдия Сидоровна! Я понимаю – у вас не так много места, вам не прокормить еще один рот, но… Если бы у меня были хоть какие-то средства! Ну скажите же, как вырваться несчастной девушке из оков бедности?! – С этими словами девушка весьма театрально ухватилась за идеальную прическу, закинула голову, как раненая утка, сквасила личико, согласно тексту, и с ожиданием уставилась на грозную хозяйку квартиры.
– А работать несчастная девушка не пробовала? – наивно поинтересовалась Клавдия. – Говорят, сейчас даже кое-где общежитие дают.
Оленька нервно дернула ногой, поправила локоны и скривилась:
– Ой, ну вы прям как скажете – работать! И где вы мне предлагаете? В табачном киоске, чтобы я вся пропахла куревом? Или в павильоне – сутки через сутки, чтобы я платила недостачу больше, чем зарабатываю? Хватит, знаем уже. И потом, отчего вы решили, что я не тружусь? Я, между прочим, творческий работник-надомник. Я вышиваю гобелены. Ну, знаете, яблочки там разные, кур мертвых, индюков… Натюрморты, то есть. Ой, только не надо так поджимать губки, вы сразу такой старой делаетесь! Мои гобелены знаете как ценятся? По курсу валюты! Только вот последнюю мою работу отец продал и пропил. Столько, паразит, водки купил, чуть не скончался от перепою. А мне – шиш! А на новый гобелен надо покупать материал, а он тоже денег стоит!
– Можно устроиться на завод, там общежитие дают, – гнула свое Клавдия.
Тут за гостью вступился Акакий Игоревич:
– Клавочка, ну что тебя прямо заклинило на этом общежитии?! Ты посмотри – девочка такая нежная! Молоденькая! Хорошенькая! Фигурка такая… кхм… Так я и говорю – какое ей общежитие? Хочешь, чтобы из нее там сделали грубиянку?
– Можно подумать, в общаге одни халды живут! – накинулась на мужа Клавдия Сидоровна, повысив голос на две октавы. – А ты, я так понимаю, меня туда сплавить хочешь?! Сначала мамашу со своим супругом военизированным на меня натравил, теперь вот девушку подобрал!
Оленька скорбно собрала бровки на лбу домиком.
– Да я не против общежития! Но его кому дают-то? У кого никакой жилплощади нет, а я, между прочим, имею прописку в полуторке! Только никого не интересует, что в этой полуторке проживает мать- алкоголичка, отец – хронический пьяница, бабка, которая уже и не помнит, как можно провести день без бутылки самогона, да еще брат с женой, которые пьют немножко меньше, зато ежедневно дерутся, потому что братец страшно ревнует жену к их мастеру! А та и рада стараться – бьет, значит, любит, вот она ему и подкидывает каждый раз новые поводы для ревности. И никого не трогает, что в этой драке достается не только этой самой жене, но и всем жителям полуторки. И не спрятаться никуда! Поэтому мы и решили – а чего бы вам меня не удочерить?
Такая откровенная бесцеремонность ввела Клавдию в ступор.
– Ну что ж… поживи пока… до вечера, – позволила она. – Но потом – уж извини, сегодня мы будем спать с мужем одни! Я не могу расслабиться, когда в доме посторонние.
