свое рабочее место, в кресло, чтобы снова закинуть руку, но не удержалась и заглянула мужу через плечо – посмотреть, как она получилась.
– Ме… Ме… Мефодий! – слабо охнула женщина. – Это что?
На белом листе вместо рельефной, аппетитной фигуры Валентины был весьма добротный набросок напольной вазы!
– Ты же… Ты же…
– Тебе понравилось? – лучился муж. – А я думал, уже не получится. Только вот с тенью переборщил, немножко… растушевать надо. Вообще-то я не график, мне бы маслом, но холст…
– Но ты меня рисовал! – возмутилась до глубины души супруга. – Я же… Я же, как статуя, сидела три часа, руку гнула! Думала, ты меня изобразишь в виде лебедя! А ты!
Мефодий заморгал. Кажется, он только теперь понял, отчего это жена перед ним так терпеливо сидела все время и не лезла к нему.
– А ты эту вазу, – уже всхлипывала Валентина Адамовна. – А мы же договаривались – ты рисуешь меня, я показываю всем свой портрет, а потом ты получаешь заказы. И у нас будет много денег, и ты не будешь больше таскаться с этими трубами.
– Валюша… – растерянно оправдывался Мефодий. – Но как же я сразу мог тебя писать? Мне же надо было… Мне же надо было вспомнить! Смотри – у вазы бок немножко кривоватый вышел, и тень неудачно получилась. Но это ваза. А если б я тебя писал? И потом – тебя, и карандашом? Тебя нужно писать только красками.
– Так я же тебе купила! Вон сколько!
И Валентина ткнула пальцем в коробочку с гуашью шести цветов.
– Валя, я не пишу гуашью! Я работаю маслом.
– А кому я это все… Вот эти краски я кому брала? – накинулась на мужа Валентина.
И тут Мефодий вдруг встрепенулся и стал опять – строгим и хладнокровным.
– Валентина, а это тебе урок! Такие вещи я всегда буду покупать себе сам. И вообще! Зачем ты сегодня сунулась в этот отдел? Я купил бы все сам и уже спокойно мог бы начать картину «Заря моей жизни». А сейчас…
– Погоди-ка, – снова насторожилась Валентина. – Значит, теперь ты будешь рисовать зарю, потом полдень, потом у тебя закат появится, а я когда же?
– Валя, я сказал, «Зарю моей жизни», а это ты и есть, – сдвинул брови супруг. – И не мешай мне вазу дорисовывать.
Валентина тихонько охнула, расцвела, схватилась за сердце и со счастливой улыбкой замерла, не зная, что и сказать. «Заря моей жизни», надо же! Надо завтра обязательно бежать на рынок, девчонкам рассказать. И, кстати, вазочку она тоже с собой возьмет. Правда, пустая ваза никого не удивит, но можно будет туда цветочки пририсовать, все покрасивее будет.
– Мефодий, – вдруг вскочила она, – я тебе сейчас… Где же у меня…
Валентина понеслась в прихожую, сунула руку в карман и вытащила объемный бумажник.
– Вот, Мефодий, это тебе на завтра, – достала она несколько крупных купюр. – А то я завтра на работу с утра унесусь, а ты… А ты на работу завтра не пойдешь разве?
Мефодий сначала по привычке виновато опустил глаза, потом вдруг что-то вспомнил и заговорил уже более уверенно:
– Валентина, я забыл тебе сказать… Еще вчера у нас на работе было собрание. Наш ЖКО потерпел переустройство… претерпевает переустройство… и поэтому образовались некоторые сокращения.
Валентина смотрела на него, как на начальника этого самого ЖКО – снизу вверх.
– Не волнуйся, Мефодий. Ты прекрасный специалист, и тебя ни за что не сократят!
– Я не волнуюсь, Валентина, – кивнул муж. – К тому же меня уже сократили – зачем волноваться?
Валентина звучно охнула и прикрыла рот ладонью.
– Но! Валя! – уверенно продолжал супруг. – У меня целый список моих личных клиентов, который просто не дадут нам умереть с голоду.
– Ты будешь работать за еду? – наивно поинтересовалась жена. – Нет, Мефодий, я просто любопытствую. Если раньше с тобой расплачивались просто спасибами, да еще поцелуями в область воротника, то теперь…
– Валентина, теперь все пойдет по-другому. Я принял решение.
– И правильно, – неожиданно поддержала супруга. – Тем более что вам в этом ЖКО в последнее время и вовсе почти не платили. В конце концов, у нас есть семейный бизнес – будем вместе торговать помидорами. Ты уже все там зна… Мефо-о-о-одий! – сообразила вдруг Валентина. – Ты не будешь торговать помидорами! Ты будешь художником! То есть… Давай! Дорисовывай свою вазу, завтра я понесу ее продавать. Только ты красочками-то все же раскрась. Люди хотят яркой жизни. И… еще знаешь что, сунь в вазочку хоть парочку цветочков. Все поживее будет.
– Валентина! – неожиданно рявкнул Мефодий. – Я напоминаю – глава семьи я! Поэтому… голодать мы не будем. Я обещаю.
– Сам, что ли, картинами торговать будешь? – не поверила супруга.
– Я не буду торговать. Я буду… работать!
На этом разговор про художества закончился.
Вот уже несколько дней Валентина с еще большим усердием торговала собственными консервами, а Мефодий оставался дома. Может быть, он и позволял себе куда-то отлучаться, но к моменту прихода супруги в доме всегда была приготовлена еда, собаки были выгуляны, а сам Мефодий сидел возле компьютера. И только когда Валентина усталая приходила с рынка, он вдруг поднимался и тоном, не допускающим возражений, сообщал:
– Валя, я в гараж.
Гараж был недалеко от дома, и раньше Мефодий так часто туда не бегал, а сейчас проводил там все свое свободное время. И это Валентину не могло не насторожить.
– Маша, – наконец позвонила невестке Валентина. – Маша, вам снова надо прийти к нам на ужин.
Ребята уже перебрались к себе, но Валентине так надо было кому-то рассказать про свои опасения, так хотелось кому-то поплакаться, что терпеть она больше не могла. Пусть же хоть один вечер Мефодий побудет дома. А если придут ребята, он не сбежит.
– Я сейчас приду, – немедленно отозвалась Маша. – А Володе вы сами позвоните, пусть с работы сразу к вам.
Так и сделали – Валентина сразу же позвонила сыну и пригласила в гости. Заодно попросила, чтобы сын сам позвонил отцу, пусть тот тоже пораньше придет.
А пока мужчины добирались до дома, у женщин вполне хватило времени, чтобы обсудить свои нелегкие женские дела.
– Ну ты посмотри, что делает, а? – шмыгала носом Валентина. – Я уж и так, и эдак, а он… Маша, после моего дня рождения его как подменили! Мефодий совсем перестал со мной играть, не кидает меня в сугробы! Стихи… Маша! Если бы ты знала, какие стихи он мне писал! Такие нелепые, глупые такие, и рифмы в этих стихах иногда не было… и смысла тоже. Но, Машенька! Это были самые лучшие стихи в моей жизни! Только я этого не понимала.
– Ничего, – успокаивала свекровь Маша. – Вот они придут, и мы… Мы попросим Мефодия Сидоровича, чтобы он нам стихи почитал.
Валентина радостно блеснула глазами:
– Маша! Как же хорошо ты придумала! Обязательно попросим! Пусть почитает.
Глава 6
В это время Володя уже был у отца в гараже.
– Пап, я за тобой, – прошел он к отцу в маленький отсек, который был оборудован под мастерскую. – Ого! Вот это да-а!!!
В маленьком уголке, на сломанном стуле, который играл роль мольберта, стоял портрет Валентины.
– Пап! Ну ты даешь! Это ж… шедевр! – восхитился сын. – Это масляные краски, да? А чего ты здесь рисуешь? Дома бы красил.
– Дома нельзя. Здесь же такой запах, – объяснил Мефодий Сидорович и вздохнул, глядя на портрет