жестких циновок и, не говоря ни слова товарищам, захрапели.
Сам он, не желая того, потревожил раненую руку, и теперь только начинающая подживать рана снова кровоточила и дергала болью.
— Хорошую ты им встряску устроил, — довольно заметил Богдан, становясь рядом и наблюдая за потугами последнего юноши встать, — Веселин слишком много дает им расслабляться.
— Ты не находишь это жестоким? — задумчиво спросил Дар, продолжая смотреть на парня и думая о том, нужна ли ему его помощь.
— Отнюдь. Вспомни себя.
— Ты не находишь жестоким то, что они нацелились на детей? Ты посмотри, — он указал взглядом на поднявшегося, — посмотри на них! Они даже защитить себя не смогут. Утреннее было тому доказательством.
Богдан промолчал, мрачно разглядывая удаляющуюся спину пошатывающегося ученика. Оар знает, какие мысли роились в его голове. По стальным глазам читать было до безумия трудно, и Дар даже не пытался — для него это было пока бесполезным занятием: это все равно, что пытаться говорить с вражьим клинком, все равно, что пытаться прочесть знаки там, где их не было и быть не может.
— Жизнь вообще штука на редкость несправедливая и жестокая, Дарен. Тебе ли не знать.
— Мы в разных эпохах живем, Богдан, — вздохнул войник, — нас готовили к войне, а этих… Их ни к чему не готовят.
— Вот ты и ответил на свой вопрос.
— Но ведь случись что — они будут до самой кралльской армии лежать трупами, — он повысил голос: — черт возьми, а если завтра Акиреме взбредет в голову стереть Заросию с лица земли? Что будет?
— Что ты сказал, то и будет.
— Так нельзя.
— А ты можешь это изменить? — поднял бровь наставник.
Наступило молчание.
Ветер с силой швырял в лицо войникам серые холодные брызги, заставляя щурить глаза. Шуршал рядом еловый лес, погрузившийся в темноту наступающей ночи. Природа бушевала, осень стирала все краски с холста, стремительно, будто боялась не успеть подготовить чистый лист грядущей зиме.
Нет, он не мог этого изменить — не наделили его боги, увы! — ни великими способностями, ни правами вершить судьбы других, ни силой менять мироздание, да и даже простой искоркой чародейства тоже обделили. Но он готов был сделать все, что в его силах: когда-нибудь этим четверым пригодится то, чему он успел их научить. Не это ли самое главное?
Богдан вдруг усмехнулся:
— Задержишься после отлова вешателя — буду признателен.
— Не мои ли изуверские способы тренировок так тебя вдохновили?
— Нет, — покачал головой его бывший наставник, — отнюдь не они.
— Что ты хочешь сказать?
— Все, что я хотел сказать — я сказал.
Богдан ухмыльнулся и пошел прочь.
И вот стой теперь под дождем, гляди в прямую спину удаляющегося человека и думай, что же он имел в виду.
Бесполезно было учить их — это было понятно и лесной кикиморе. Нет, Дарен не строил никаких иллюзий: не хотелось потом бы смотреть на их обломки. Если уж даже опытный, судя по словам наставника, воин Щерк не смог ничего поделать, то что уж тут говорить о детях?
Он устало потер лицо ладонями. Это был шаг подступающего отчаяния. И у войника зубы сводило от злости, злости на себя — за то, что поддается ему.
А Осень посмеивалась и втихомолку от ступающей по пятам Зимы вышивала красные крестики с обратной стороны панно. Пусть, пусть снежная Хозяйка рисует свои льдистые белые узоры. А уж она позаботится о том, чтобы они были мечены кровью.
На следующий день из петли чудом вынули Ждана: ловкий парень зацепился за стену ногами. Его, орущего благим матом, заметил один из стражников, обходящих крепость. Повезло ему — не больше.
— Где он?!
Дарен ворвался в лазарет так же стремительно, как это сделал ветер в прошлую ночь. Невыспавшийся, злой, помятый и замерзший — вот каким предстал перед местной сестрой и ее единственным подопечным войник.
— Доброе утро, мастер, — вежливо поздоровалась женщина и, закрыв дальнейший проход своими телесами, посмотрела на него исподлобья.
Мужчине поневоле пришлось обратить на нее внимание: полная дородная баба с густыми волосами, тронутыми сединой и завязанными в простой узел; лицо не по-женски суровое с тонкой линией губ, глаза — черные-пречерные, будто колодцы. Наверняка, писанной красавицей была в свое время.
Портили женщину только редкие черные усики под носом.
— Доброе утро, сестра…
— Йена.
— Доброе утро, сестра Йена. Я могу пройти? — он наклонил голову.
— Не спеши, торопыга. Сюда всегда успеешь попасть, — усмехнулась добродушно женщин, — как звать-то тебя, мастер?
— Дарен. Можно мне пройти?
Войник нетерпеливо поджал губы: он никогда не любил ждать. Делать это умел отменно, но — такой казус — терпеть не мог.
— Да все в порядке с твоим парнишей, мастер. От испуга у меня еще никто не умирал, — отозвалась Йена, пропуская Дара, — а синяк пройдет через пару дней.
Дар отправился к Ждану, уже сидящему на койке. На шее красовался красный рубец, глаза большие, испуганные. Пальцы нервно перебирают одеяло.
— Ты его видел? — без всяких вступлений начал войник.
Парень заметно скис и опустил глаза.
Рыжая полосатая кошка — любимица сестры, потерлась о ноги Дара, но тот аккуратно оттолкнул ее ногой.
— Отвечай, Ждан, как он выглядел?
Кошка наклонила усатую голову, а потом, задрав хвост трубой, пошла прочь, к своей хозяйке.
— Я… я не знаю. Все случилось слишком… быстро.
— Так быстро, что ты не успел рассмотреть душителя? — скептически уточнил Дарен.
Ждан нервно сглотнул и, в поисках поддержки, посмотрел на сестру Йену. Но та перебирала какие-то склянки с непонятным содержимым на полке и, казалось, совсем не обращала внимания на говорящих.
— Я спал.
Дар выпустил воздух сквозь сжатые зубы и хлопнул себя по ногам.
— Так, просто отлично! Когда тебя до стенки несли, ты тоже спал?!
— У меня того… — он сглотнул, — темно в глазах было.
За окном надрывались какие-то птахи, будто делая ставки, кто чирикнет выше и противней. Хотелось зажмуриться, закрыть глаза и залезть куда-нибудь в глухой темный угол. И этот еще тут… Спал.
— Идиот, — флегматично констатировал войник, — ты просто конченный придурок, Ждан. — Он поморщился. — Вот только попадись мне на глаза — душу вытрясу. Единственный шанс упустил свой, молодец, так держать. Да ты меня подставил, ты это понимаешь?
Ждан окончательно поник и, вжав голову в плечи, молча продолжал рассматривать одеяло.
Дарен сплюнул.
— Спи дальше, герой хренов.
И пошел к выходу.
— Да… Мастер Дарен! — оклик мальчишки настиг его уже у лестницы. — Мастер Дарен!
